Лекция
Концепции суггестии и контрсуггестии связаны с воздействием одного человека на другого с целью влияния на его мысли, чувства и действия.
Давайте разберемся подробнее в этих концепциях:
суггестия :
контрсуггестия :
Идеальное общение подразумевает, что собеседник адекватно воспринимает полученную информацию и откликается в той манере, которой от него
ожидают. Но нередко приходится сталкиваться с тем, что слова и побуждения
неправильно понимаются собеседниками. Иногда создается впечатление, что
партнер возводит какие-то преграды и переданная информация теряется или застревает в этих барьерах. Необходимо выяснить истоки и механизм действия
этих помех.
Психологи доказали, что с самого начала речь была способом внушения,
или суггестии. Передавая сообщение, его автор воздействует на партнера, стремясь что-то изменить в его представлениях. Но люди не всегда хотят этих изменений. Вызванные коммуникацией перемены могут потребовать решительной перекройки внутреннего мира человека, принудить к чуждым ему мыслям,
несвойственным ему поступкам. Поэтому человек защищается, воздвигает преграды и барьеры.
Отечественный психолог Б. Ф. Поршнев предложил концепцию противодействия суггестивной атаке, которую он назвал «контрсуггестией». Хотя каждый говорящий внушает, но не всякое внушение принимается – существует
встречная психологическая активность – противовнушение, или контрсуггестия, которая и является главной причиной тех барьеров, которые выстраиваются на путях коммуникаций.
В жизни каждого человека больше ситуаций, когда полученная информация несет не угрозу, а пользу, помогает укрепить жизненные позиции. Но будут
и бесполезные, даже вредные коммуникации. Задача состоит в том, чтобы отличить вредную информацию от позитивной: остановить отрицательное воздействие и «впустить» полезные сведения.
Избегание. Контрсуггестия включает защиту от доверия к тому, кто внушает. Отказывая в доверии партнеру, человек ограждает себя от воздействия.
Этот механизм защиты психологи назвали «избегание» – это защита от источника коммуникации.
Заранее определяя партнера по общению как опасного, человек присваивает ему различные ярлыки: «неавторитетный», ненужный, чужой, «не наш человек». Чтобы избежать общения, встречи или разговора, человек придумывает
отговорки (иногда даже для себя), чтобы сорвать встречу, находит повод прервать разговор, не вникает в его слова, читает письма «по диагонали».
Выбор референций. Референции служат нам образцом для следования и
идентификации «своих» и «чужих». Сопоставление делового партнера с референцией дает быстрый способ классифицировать людей на «подходящих» или
«неподходящих» для деловых отношений.
Это пристрастная и весьма субъективная классификация: может быть, он
не подходит мне по статусу, не нравится мне внешне или интуитивно я чувствую, что он другой. Референции отражают в большей степени вкусы и предпочтения, чем анализ предшествующего опыта выстраивания деловых отношений.
Непонимание. Если «избегание» и «выбор авторитета» – защита от источника коммуникации, то непонимание – защита от самого сообщения. Иногда
получаемая информация исходит от источника, которому мы доверяем, но мы
осознаем или чувствуем потенциальную опасность этой информации (она может вынудить нас что-то менять, к чему-то приспосабливаться и т. п.). В этом
случае механизмом защиты выступает «непонимание», и реципиент даже не
осознает, что это его контрсуггестия.
Непонимание может быть фонетическим, когда говорят с акцентом, дефектом речи, использованием незнакомых жестов, слишком быстро. Фонетический барьер работает, как и все остальные, автоматически. Если важно получить сообщение, мы получим его – понимаем же мы речь маленьких детей и
иностранцев, когда это затрагивает наши интересы.
Семантический уровень непонимания работает, если передаваемая информация чужда по смыслу (семантика – значение, смысл слова). Существование этого барьера определяется многозначностью слов любого языка. Оказывается, что «смысловые поля» слов у людей различны, можно говорить на разных
языках, говоря на одном. Существуют, например, «семантические джунгли» в
сфере менеджмента, когда ученые-англосаксы не могут понять друг друга из-за
многозначности управленческой терминологии. Студенты жалуются иногда на
академическую, заумную лексику профессуры, в то время как сами пользуются
студенческим сленгом. Региональный, профессиональный, блатной жаргон непонятен для непосвященных.
Действие семантического уровня непонимания приводит к очень резкому
снижению эффективности общения: люди иногда не просто не понимают сообщения, но и могут извратить его смысл. Например, партнер может быть не
понят, его предложениям может быть приписан второй план, неправильно истолкованы бывают и жесты собеседников. Иногда, впрочем, наши подозрения
(скажем, в недоброжелательности или криминальном подтексте) оказываются
оправданы – срабатывает механизм защиты.
Стилистический уровень непонимания связан с тем, что стиль коммуникации воспринимается как «чужой» или «враждебный». Подобные трудности
ожидают и тогда, когда партнер не принимает логики и аргументов другого человека, это называется логическим барьером непонимания.
Как объект социально-психологического исследования внушение стало
рассматриваться сравнительно недавно. В. М. Бехтерев одним из первых предпринял попытку специального исследования данного явления применительно к
общественной жизни, хотя описание данного феномена и определение его механизмов мы находим и у других авторов того времени (Н. К. Михайловский,
Г. Тард. Г. Лебон и др.).
Поскольку внушение относится к числу почти столь же древних механизмов социально-психологического общения, как и заражение, постольку,
естественно, особый интерес сейчас представляют именно те попытки изучения
данного феномена, в которых реализуется стремление к историческому подходу. Такой подход позволяет лучше понять природу и генезис этих механизмов,
берущих начало у истоков человеческой истории.
В свете сказанного интерес представляет попытка Б. Ф. Поршнева объяснить через призму механизмов внушения (суггестии) и контрвнушения
(контрсуггестии) по-новому ряд важнейших страниц древнейшей истории человечества.
Так, если с суггестией, по мнению Б. Ф. Поршнева, связана зависимость
человека от принудительной силы коллективных действий и представлений,
уходящая в глубокие недра социальной психологии, то с контрсуггестией связано рождение «внутреннего мира», психической независимости личности.
Взаимодействием механизмов суггестии и контрсуггестии объясняется и
исторический процесс социальной (демографической и лингвистической) дифференциации человечества, который нашел выражение, с одной стороны, в
быстром расселении Homosapiens по материкам и архипелагам земного шара в
течение первых 15–20 тыс. лет нашей истории и, во-вторых, в факте возникновения множественности языков из некогда единого праязыка.
И тот, и другой процессы, имевшие место на заре человеческой истории,
могут быть рационально поняты, по мнению Б. Ф. Поршнева, как результаты
контрсуггестии, т. е. сопротивления человека, находящегося под бременем межиндивидуального давления, внушающей силе слова в рамках первой исторической общности «мы».
«Людей, – пишет Б. Ф. Поршнев, – раскидало по планете нечто специфически человеческое. Невозможно этот факт свести к тому, что людям недоставало кормовой базы на прежних местах: ведь другие виды животных остались и
питаются на своих древних ареалах нередко и до наших дней – корма хватает.
Нельзя сказать, что люди расселялись из худших географических условий в
лучшие, факты показывают, что имело место и противоположное. Им не стало
тесно в хозяйственном смысле, ибо общая численность человечества в ту пору
(в каменном веке) была невелика. Им, скорее, стало тесно в смысле проявления
и развития бремени межиндивидуального давления».
Но если древнейшее расселение позволило человеку избежать бремени
психологического давления, как бы прикрывшись от этого давления пространством, разделяющим людей, то многоязычие явилось дополнительным щитом –
щитом непонимания чужого слова, который также прикрывал человека от силы
влияния суггестии.
Признавая правомерность, значимость и ценность предлагаемой
Б. Ф. Поршневым гипотезы относительно генезиса исторического процесса с
точки зрения концепции взаимодействия суггестии и контрсуггестии, нельзя
вместе с тем не оставить за собой права полемики с ним по вопросу о природе и
сущности самого феномена внушения в отличие от других, близких или сходных с ним социально-психологических механизмов психического воздействия
на человека.
Само внушение (суггестия) рассматривается Б. Ф. Поршневым как разновидность или один из типов заражения наряду с подражанием. С этим нельзя
целиком согласиться.
Конечно, между заражением и внушением есть много общего. Последнее
состоит в том, что заражение и внушение являются способами групповой интеграции, способами сколачивания общности в одно целое путем создания общего психического состояния, перерастающего затем в совместную групповую и
массовую деятельность.
Далее, есть основание говорить о большой степени взаимовлияния заражения и внушения друг на друга. Посредством внушения может осуществляться заражение группы или большой массы людей единым настроением.
Но если заражение единым социальным настроением оказывается результатом внушения, то, в свою очередь, заражение, психическое состояние общего
настроя может выступать и выступает уже в качестве важной предпосылки и
существенного условия дальнейшего повышения эффективности внушающего
воздействия.
Однако из всего сказанного не следует делать вывод о том, что внушение
представляет собой лишь разновидность того же заражения. На наш взгляд,
внушение качественно отличается от заражения. Эти различия могут быть сведены к следующему.
Прежде всего, в отличие от заражения, представляющего собой способ
сопереживания людьми одновременно общего психического состояния (почему
и говорится о «заражении»), внушение не только не предполагает, но, более
того, совершенно исключает или по крайней мере, как правило, исключает психическое состояние равновеликого сопереживания идентичных эмоций и представлений объектом и субъектом внушения, индуктором и реципиентом.
С очень большой натяжкой можно было бы сказать о том, что внушение –
это одностороннее заражение, когда источник заражения оказывает влияние,
«заражает» других, сам при этом не поддаваясь силе и эффекту общего заражения.
Но и такое представление о внушении весьма неточно. Трудно себе представить человека, способного что-либо внушить другим, если он сам оказался
во власти общего, стихийно возникшего настроения, если он сам явился жертвой психической «заразы», поразившей всех. И наоборот, вызвать то или иное
психическое состояние, заразить людей тем или иным настроением – это не
значит полностью идентифицироваться с создаваемым образом. В противном
случае даже блестяще исполняющий свою роль актер, покоряющий, «заражающий» своим настроением зрителя, должен был бы в буквальном смысле, а не
условно убивать или избивать, войдя в роль, своего партнера.
Но искусство внушения, в отличие от процесса заражения, как раз и состоит в том, что оно носит несколько односторонний характер. Внушающий
должен заразить других, в какой-то мере, конечно, заражая и себя, но при этом
все время оставаться на достаточно высоком уровне самоконтроля, чтобы не
заразиться полностью и самому.
В отличие от заражения, внушение представляет собой более сложную
форму социально-психологического воздействия, исторически более молодую,
чем заражение, и связанную с развитием вербальной активности человека и его
индивидуальности.
Если заражение как процесс взаимодействия может носить неперсонифицированный характер, являясь результатом спонтанной, стихийной тонизации
психического состояния группы или массы людей в результате простого психического контакта общающихся, то внушение является процессом одностороннего, активного и персонифицированного воздействия одного индивида на другого или группу людей.
В отличие от заражения, которое носит, как правило, невербальный характер, т. е. может осуществляться помимо речевого воздействия (танцы, игры,
музыка, отдельные звуки, ритм и темп совместных движений и т. д.), внушение
носит, наоборот, за исключением отдельных случаев гипноза и телепатической
связи, вербальный характер, т. е. осуществляется посредством речевого сообщения.
Сам акт внушающего воздействия одного человека на другого может носить в различной степени осознанный характер.
В процессе общения люди постоянно воздействуют друг на друга, внушая
или навязывая друг другу свое мнение, оценки и настроение, но далеко не всегда осознают и расценивают это как факт внушения и взаимовнушения.
В. М. Бехтерев отмечал в этой связи, что «внушение есть один из способов влияния одних лиц на других, которое может происходить как намеренно,
так и не намеренно со стороны влияющего лица, и которое может осуществляться иногда совершенно незаметно для человека, воспринимающего внушение, иногда же оно происходит с ведома и при более или менее ясном его сознании».
Особенностью внушения, в отличие от убеждения, является его адресованность не к логике и разуму личности, не к ее готовности мыслить и рассуждать, а к ее готовности получить распоряжение, инструкцию к действию.
Естественно, поэтому внушение не нуждается в системе логичных доказательств и глубоком осознании смысла сообщаемой информации.
«Внушение, – писал В. М. Бехтерев, – действует путем непосредственного прививания психических состояний, т. е. идей, чувствований и ощущений, не
требуя вообще никаких доказательств и не нуждаясь в логике».
С особой силой внушение действует на лиц впечатлительных и вместе с
тем не обладающих достаточно развитой способностью к самостоятельному логическому мышлению, не имеющих твердых жизненных принципов и убеждений.
Это относится прежде всего к категории детей и подростков. Высокая
степень податливости внушению вообще свойственна людям, для которых характерны доминирование ситуативного психического настроя, а также состояние неуверенности в себе.
В числе других важных условий эффективности внушения как способа
воздействия следует назвать также авторитетность источника информации, которая, в свою очередь, располагает к доверию и снимает сколько-нибудь значительное сопротивление внушающему воздействию.
При соблюдении этих условий мнение и требования внушающего могут
стать активными элементами сознания реципиента (его мотивами, побуждениями и т. д.) и оказывать значительное влияние на его поведение, восприятие и
понимание окружающих людей.
О том, сколь значительно воздействие внушенной установки на оценки и
характеристики, которые дает человек другим людям, исходя, например, лишь
из их внешних признаков, свидетельствует эксперимент, проведенный психологом А. А. Бодалевым.
Группе взрослых испытуемых были поочередно показаны фотографии
молодого человека и пожилого мужчины. Испытуемые, видевшие каждую из фотографий в течение пяти секунд, должны были словесно воссоздать облик
человека, которого они только что видели.
Показ фотографий сопровождался установкой – характеристикой изображенных на них лиц. Установками, предшествовавшими показу фотографии,
были: «преступник», «герой», «писатель», «ученый».
Вот различные словесные портреты одних и тех же лиц, свидетельствующие о значительном влиянии установки на восприятие испытуемых:
«Этот зверюга понять что-то хочет. Умно смотрит и без отрыва. Стандартный бандитский подбородок, мешки под глазами, фигура массивная, стареющая, брошенная вперед» (автор «портрета» – И.; установка – преступник).
«Человек опустившийся, очень озлобленный. Неопрятно одетый, непричесанный. Можно думать, что до того, как стать преступником, он был служащим или интеллигентом. Очень злой взгляд» (автор «портрета» – К.: установка
– преступник).
«Молодой человек лет 25–30. Лицо волевое, мужественное, с правильными чертами. Взгляд очень выразительный. Волосы всклокочены, небрит; ворот
рубашки расстегнут. Видимо, это герой какой-то схватки, хотя у него и не военная форма (одет в клетчатую рубашку)» (автор «портрета» – Г.; установка –
герой).
«Очень волевое лицо. Ничего не боящиеся глаза смотрят исподлобья. Губы сжаты, чувствуется душевная сила и стойкость. Выражение лица гордое»
(автор «портрета» – М.; установка – герой).
«Портрет мужчины примерно 50–53 лет. Открытое лицо, крупные черты,
седые, вернее, седеющие волосы; лоб выпуклый, с горизонтальными складками
морщин. Очень выразительные глаза, какие обычно бывают у умных, проницательных людей. Вокруг глаз множество морщинок, придающих лицу немного
лукавое выражение. Так и кажется, что этот человек при встрече обязательно
начнет с шутки. Нижнюю часть лица не помню. Запомнились руки – небольшие, нерабочие, покрытые волосами. Портрет писателя… Мне кажется, что это
лицо человека, любящего детей и пишущего для них. Судя по непринужденному виду, он привык позировать, наверное, это известный писатель. Еще раз хочется подчеркнуть, что наиболее запоминаются в портрете глаза. Человек с такими глазами, должно быть, хорошо знает и любит жизнь, людей…» (автор
«портрета» – В.; установка – писатель).
«Человек лет шестидесяти, лысый, с папиросой в руке. Черты лица крупные, правильные. Голова большая, лоб высокий и широкий, настоящий лоб
ученого. Взгляд и выражение лица ученого говорят о том, что он напряженно и
мучительно решает какую-то проблему» (автор «портрета» – Д.; установка –
ученый).
Внушение является важным фактором общественной жизни и находит
применение во всех сферах социальных отношений. Внушение применяется как
метод активизации групповой деятельности – производственной, учебной или
спортивной. Широки возможности применения внушения, в частности гипноза,
в медицинских целях как фактора групповой психотерапии.
Концепции суггестии и контрсуггестии могут быть важными в различных сферах, таких как психология, медицина, риторика и маркетинг. Понимание этих концепций помогает как улучшить навыки коммуникации и влияния, так и развивать навыки защиты от нежелательного воздействия.
Комментарии
Оставить комментарий
Психология общения
Термины: Психология общения