Лекция
Это окончание невероятной информации про производственные отношения постсоветской россии.
...
складывается триединая (работник + бизнес + государство) незаинтересованность основных акторов российской экономики в отказе от экстенсивного типа воспроизводства. Результаты такого типа воспроизводства очевидны. На технико-производственном уровне — небыстрый экстенсивный рост, перемежающийся кризисами и стагнациями при сохранении преимущественно сырьевой ориентации экономики вкупе с расширением типичных для периферийного капитализма отраслей хозяйства.
К последним относятся ресурсодобывающие и зависимые от иностранного капитала (сборка из импортных комплектующих т. п.) отрасли материального производства, плюс торговля и услуги, плюс образование и культура, ориентированные на обслуживание такой экономики и нужд периферийного (т. е. высокодифференцированного, но при этом в большинстве своем отстало-бедного) «общества потребления», плюс сохранение слабой, патерналистски-ориентированной социальной сферы. Возможным исключением может быть только военнопромышленный комплекс, о причинах укрепления которого — чуть ниже. На социально-экономическом уровне — сохраняющийся тренд углубления реальной социальной дифференциации, а также продолжающееся упрочение власти корпоративно-бюрократической номенклатуры, переходящее в новую фазу. Иллюстрациями первого тренда служит рост низкооплачиваемой занятости (увеличившейся за годы реформ почти в 4 раза, до 12,5% в 2010 г.), неравенства в распределении доходов работников (коэффициент Джини в 2010 г. достиг значения 0,413), масштабов бедности (нуждающиеся слои населения составляют более 17 %), социальной незащищенности и т. д. Новая фаза укрепления власти номенклатуры знаменуется, во-первых, одним из самых высоких в мире уровнем концентрации богатства. Так, по данным Всемирного Банка 2 % богатейшего населения России владеет 67 % национального богатства страны
Во-вторых, для этой — немало окрепшей за последние 10-15 лет — экономикополитической силы стала характерна тенденция к консолидации. Это отражается, в частности, попытках формировании новой — протоимперской, ориентированной на экспансию вовне и защиту своих амбиций — геополитической и геоэкономической стратегии российского государства. Оно все более становится выразителем интересов становящихся транснациональными энерго-сырьевых корпораций РФ, для которых жизненно важным становится наличие общенациональной политической силы, защищающей их интересы на глобальных рынках, где их пока держат на вторых ролях более мощные экономически и лучше зачищенные геополитически конкуренты. Следствием этого стали и типичные для последних лет попытки реанимировать военно-промышленный комплекс России. Этот курс выгоден для всех основных слоев номенклатуры и кажется позитивным для «народных масс». Для корпоративной элиты он выгоден, ибо позволяет получить (и в немалой степени попилить) крупные государственные ресурсы. Здесь, правда, возникают и новые противоречия между старыми (сырьевыми) и новыми (промышленными) кланами корпоративных элит, но это уже второй вопрос. Для высших слоев государственной номенклатуры он укрепляет видимость ее «крутизны» (причем не только в своих собственных глазах, но и в глазах электората и зарубежных оппонентов).
Для патерналистеки настроенной части населения России (а это в настоящее время едва ли не большинство) рост ВПК и протоимперские амбиции создают превратную форму реализации их общенародных интересов, подчинения по видимости общегосударственным целям (которые невольно, но неправомерно отождествляются с общенародными) деятельность крупного капитала. Впрочем, эта новая тенденция амбивалентна. Следствием реализации этой попытки могут быть как некоторые позитивные изменения (частичное восстановление промышленности, инженерного образования, некоторых отраслей науки), так и негативные процессы (консервация бедности, низкого уровня социальной защищенности, проблем в гуманитарном образовании и культуре). Да и в целом развитие за счет усиления ВПК - это один из самых неэффективных вариантов продвижения к инновационному типу воспроизводства: главным результатом прогресса ВПК является создание средств разрушения человека, природы, общества, а гражданское производство и наука если и прогрессируют, то только как побочный эффект и потому крайне однобоко. Впрочем, вероятность стратегически-последовательного осуществления курса на прогресс ВПК и эффективного использование выделенных ему средств остается невысокой. Авторы сугубо не уверены, что (1) станет реальностью консолидация номенклатуры вокруг именно этой программы и, главное, что (2) этот слой, по определению отягощенный грузом межкапиталистических противоречий и крайне бюрократизированный, сможет что-то сделать не «как всеща». Так складывается процесс экстенсивной э/инволюции, который устойчиво воспроизводит сырьевую ориентацию экономики, отторжение инноваций и все те технико-экономические и социально-экономические основания, на которых базируется власть корпоративно-бюрократической номенклатуры. Порочный круг экстенсивного воспроизводства специфических для постсоветской России деформаций производительных сил и производственных отношений позднего капитализма полупериферийного типа и порождаемых им добуржуазных и иных *инклюзов», замыкается и генерирует основания для нового витка эскалации власти акторов, заинтересованных в лучшем случае — в экстенсивном расширении сложившейся модели, в худшем — в ее консервации.
Различие роли номенклатуры в экономике СССР и в экономике РФ: Все это до боли напоминает то, что было характерно для худшей стороны экономики СССР периода ее стагнации (конец 1970-х - 1980-е годы), и о чем мы писали четверть века назад, предрекая угрозу «негативной конвергенции» в случае капиталистически-ориентированных реформ. К сожалению, наш прогноз оправдался. Но между господством номенклатуры в экономике СССР и в РФ есть и разница, причем принципиальная. Во-первых, тогда эта система паразитировала на ростках новой, социалистической экономики с присущими ей высокими интенциями развития образования, науки, культуры, социальной справедливости и т. п. Сейчас же она паразитирует на уже давно ставших историческим прошлым отношениях формального и реального подчинения труда капиталу вкупе с формами позднего капитализма периферийного типа. Во-вторых, тогда наша экономика все еще обладала потенциалом по ключевым параметрам развития (прежде всего — человеческим качествам) сравнимым с наиболее развитыми странами мира. Сейчас мы отстаем от них на десятилетия.
Существенно, что в этом «верхи» оказываются солидарны с большей частью «низов», для которых закрытость социальных лифтов, характерная для такой социально-экономической системы, делает доминирующим интересом «отсутствие перемен». Так, по итогам проводившегося Институтом социологии РАН в 2013 г. общероссийского социологического исследования «Бедность и неравенства в современной России: Шлет спустя», нуждающиеся, коих порядка 34 %, не стремятся изменить ситуацию, а хотят «стабильности» (так сказали 71 % опрошенных). Вместе с тем «снижение общественно-политической активности характеризует не только бедных, но и представителей благополучных слоев населения»1. В системе отношений воспроизводства, как ив других сферах производственных отношений России, присутствует и несколько иное подпространство, где пусть ограниченно, но действуют механизмы «нормальной!» капиталистической мотивации интенсивного воспроизводства, в частности — использования тех или иных путей повышения производительности труда (в частности, технических, управленческих и т. п. инноваций) с целью повышения нормы прибыли. Эти механизмы стимулирования капиталом снижения издержек и повышения качества за счет инноваций действуют в Российской экономике преимущественно в двух сферах.
Либо там, где (1) производство (пусть сборочное или т. п.) осуществляется в рамках зависимых от ТНК предприятий, на которые слабо распространяется специфика российского олигархо-бюрократического капитализма, либо (2) на отечественных предприятиях (преимущественно несырьевого реального сектора), где капитал, с одной стороны, относительно свободен от власти номенклатуры и инсайдеров, а с другой — не имеет доступа к сырьевым и бюджетным ресурсам, позволяющим получать рентные доходы. Отсутствие доступа к ренте и становится сильным стимулом для повышения производительности труда. В той мере, в какой в России развиваются такие производства, в нашей стране появляются надежды на капиталистическую интенсификацию, т. е. на использование механизмов (1) развития (2) столетней давности. Здесь существенны оба параметра: как то, что это все же развитие, а не экстенсивный рост/ стагнация, так и то, что с исторической точки зрения эти формы стимулирования прогресса давно устарели. Последнее проявляется, в частности, в том, что даже ориентированные на технические инновации капиталистические предприятия России в подавляющем большинстве случаев предпочитают закупать их за рубежом, а не инвестировать в разработку своих собственных. Суммируем основные положения нашего видения специфики экономической системы постсоветской России. Эта специфика определяется (1) кризисом советской экономической системы, приведшим вследствие (2) неадекватной для постсоветских условий и исторически реверсивной модели его разрешения в 1990-х (т. н. «шоковая терапия») к (3) мутации позднего капитализма полупериферийного типа, воспроизводящей вследствие этих мутаций (4) многие негативные черты советской экономической системы и (5) порождающей реверсивный процесс регенерации добуржуаэных отношений. Собственно сама эта мутация есть ничто иное, как результат выигрыша в борьбе за экономико-политическую власть в России олигархических групп, паразитирующих на национальном богатстве страны и сращенных с отчужденным от общества государственным аппаратом; порожденная этим модель экстенсивного, базирующегося на сырьевой зависимости воспроизводства адекватна для консервации власти названных акторов. Закономерным следствием формирования такой системы является слабость институциональной системы: диффузия институтов (в частности, низкий уровень спецификации и защиты прав собственности, защиты контрактов и т. п.); наличие многочисленных «институциональных ловушек» (в том числе, ситуаций, когда реформирование неэффективных или социальнореакционных институтов требует затрат, превышающих возможный позитивный эффект реформ или сталкивается с непреодолимым сопротивлением какой-либо из экономико-политических «элит»); господство неформальных «правил игры» и т. п.
Какими же могут быть сценарии будущей э/инволюции нашей экономической системы? Мы не хотим в этом тексте уделять сколько-нибудь значительное внимание доказательству того, что сценарий преодоления главного встроенного порока нашей экономики — власти корпоративно-бюрократической номенклатуры — на пути перехода к т. н. «свободной (возможный вариант — минимально-регулируемой) рыночной экономике», основанной на «настоящей» частной собственности иллюзорен. Упомянем лишь два аргумента. Первый: эта теоретическая модель есть не более чем ностальгия по романтической поре капитализма, миновавшей уже столетия назад. Капитализм уже немолод, предельно циничен и жесток к тем, кто оказался на периферии. Второй: именно попытка создать в России «свободную рыночную экономику» привела в России к власти олигархов и бюрократии, и к иному результату, как мы и предсказывали еще в последние годы существования СССР, привести не могла. Зачем же второй наступать на те же самые грабли? Конечно «попытка не пытка», но только не в условиях нашей страны. Есть ли альтернативные силы в российской экономической системе, объективно не заинтересованные ни в попытке реализовать утопию «свободного рынка», ни в консервации существующей системы? Есть ли социально-экономические основания перехода к интенсивному типу воспроизводства, нацеленному как минимум на реиндустриализацию, как максимум — на обеспечение приоритетного развития креатосферы? Есть, хотя они и слабы, ибо слабо развиты формирующие эти экономико-политические интересы основания, лежащие в российской системе производительных сил и производственных отношений. Рассмотрим эту проблему несколько подробнее. Основой для альтернативы-минимум, т.е. перехода к интенсивному типу развития, ориентированного на восстановление промышленной системы (близкого к советскому типа), отвечающей стандартам 4 и 5 технологических укладов, могли бы служить частнокапиталистические (в области несырьевого реального сектора гражданского назначения) и государственные предприятия (в сырьевых отраслях, энергетике, инфраструктуре, ВПК) при условии формирования в России экономической системы, свойственной для полупериферийного капитализма, правящий экономико-политический класс которой последовательно реализует долгосрочную стратегию догоняющего развития. Часть российского капитала (преимущественно несырьевой реальный сектор) и работников, а также некоторые слои бюрократии (преимущественно, слабо коррумпированная часть силовых структур и руководители дотационных регионов) уже не первый год частично реализуют этот тренд. В России возник и функционирует система капиталистических предприятий реального несырьевого сектора, отчасти реализующих модель интенсивного капиталистического воспроизводства. Они включены в систему производственных отношений, где производительный капитал может осуществлять накопление преимущественно за счет интенсивного развития (ибо доступа к сырьевой ренте и бюджету у них нет), и потому заинтересован в воспроизводстве квалифицированных наемных работников и активной промышленной политике государства, нацеленной на снятие локального корпоративного регулирования экономики, ибо иначе он не победит в конкуренции с сырьевыми и т. п. корпоративными структурами. Эту линию тактически заинтересованы поддержать некоторые слои жителей моногородов и средних промышленных городов России, отчасти — деревни: развитие такого капитала несколько улучшит их экономическое положение, хотя качественных изменений при этом в положении трудящихся не произойдет, только несколько упорядочится система отношений эксплуатации. Для работников социальной сферы и креатосферы этот курс может также принести некоторые позитивные сдвиги, но только при условии радикальной дебюрократизации государственного аппарата, т. е. в случае, если курс на модернизацию будет осуществлять демократическое государство, опирающееся на сильное гражданское общество. Последнее маловероятно, ибо «патриотический» капитал в этом мало заинтересован: сколько-нибудь реальная демократия приведет к усилению социалреформистских и антикапиталистических сил и заставит капитал как минимум существенно делиться с гражданами правами собственности (сильные профсоюзы, участие работников в управлении, требование прозрачности и социальной ответственности бизнеса) и доходами (высокая прогрессия подоходного налога и т. п.). На стадии борьбы с корпоративно-бюрократической номенклатурой капитал реального сектора готов поддерживать эти требования с целью консолидации оппозиции, но в случае успеха, скорее всего, откажется от этих намерений. Воплощение этой линии в жизнь, вопервых, остается маловероятным (главным образом из-за традиционной политической осторожности российского производительного капитала, с одной стороны, и слабой заинтересованности в этом большинства граждан, которые если что и получат, то незначительные тактические выигрыши, с другой). Во-вторых, эта стратегия в целом уже устарела: к промышленному государственно-регулируемому капитализму Россия уже опоздала. Данный курс был относительно прогрессивен (да и то лишь при условии сильной социальной составляющей по образцу «шведской модели») в середине XX века. В начале XXI столетия он, как мы уже сказали, мало реален и в лучшем случае приведет Россию в лоно стран «цивилизованного» полупериферийного капитализма.
Исследование, описанное в статье про производственные отношения постсоветской россии, подчеркивает ее значимость в современном мире. Надеюсь, что теперь ты понял что такое производственные отношения постсоветской россии и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Политическая экономия (политэкономия)
Часть 1 Глава 16 Система производственных отношений постсоветской России: мутации позднего капитализма полупериферийного типа
Часть 2 16.2.3. Отношения присвоения и отчуждения - Глава 16 Система производственных
Часть 3 Вопросы для самопроверки - Глава 16 Система производственных отношений постсоветской
Ответы на вопросы для самопроверки пишите в комментариях, мы проверим, или же задавайте свой вопрос по данной теме.
Комментарии
Оставить комментарий
Политическая экономия (политэкономия)
Термины: Политическая экономия (политэкономия)