Лекция
Привет, Вы узнаете о том , что такое 2. Что позволяет изучить классическая политическая экономия и не позволяет «экономике», Разберем основные их виды и особенности использования. Еще будет много подробных примеров и описаний. Для того чтобы лучше понимать что такое 2. Что позволяет изучить классическая политическая экономия и не позволяет «экономике» , настоятельно рекомендую прочитать все из категории Политическая экономия (политэкономия).
Прежде, чем обсудить эту тему, подчеркнем: политэкономия отличается от «экономике» еще и тем, что ставит те вопросы, которые как бы не видит «основное течение*.
Политэконом, в отличие от своего собрата неоклассика, отражая объективные социально-экономические проблемы и противоречия, несводимые к задачам максимизации дохода и обеспечения макроэкономического равновесия, склонен, наподобие воспетого еще Сократом овода, приставать к спокойно работающим «профессионалам» со странными вопросами: А не превратные ли (т. е. не искажающие ли содержание до противоположности) формы вы исследуете, коллеги? А не лежит ли рядом с вами бездна иных исследовательских полей и проблем, которые принципиально важны для понимания природы и судеб нынешней экономики и общества, но не поддаются анализу при помощи ваших методов и инструментария? А нет ли совсем рядом с вами (и даже внутри ваших же университетов) иных, нежели бизнес и государство, заказчиков, которые задают науке иные, нежели те, на которые вы привыкли отвечать, вопросы? Эти вопросы сегодня все чаще задает не столько уходящее поколение выросших на марксизме и не предавших его забвению постсоветских (в экс-СССР) или принадлежащих к «поколению-68» (на Западе) профессоров, сколько молодые генерации студентов и иных интеллектуалов, о требованиях которых мы рассказали в предисловии; эти вопросы задают активисты многомиллионных социальных движений Европейского Союза и Азии, США и Латинской Америки, СНГ и Африки...
Вопреки мнению многих специалистов в области общественных наук авторы считают, что на вопросы этих субъектов исторического процесса надо отвечать. Отвечающие же на эти вызовы и выступающие в качестве альтернативы «экономическому империализму» подходы предполагают принципиально иной акцент, генетически восходящий к классической политической экономии — использование широкого социо- и гуманитарно- (в современных условиях — еще и эко-) ориентированного подхода и методологии к исследованию собственно экономических процессов, которые в этом случае рассматриваются как всего лишь одна из сфер общественного развития, причем сфера, где формируются его средства, а не цели и ценности, и потому сфера подчиненная задачам прогресса Человека, Общества и Природы и ограниченная последними. Такова, на наш взгляд, главная определенность и классической и современной политической экономии. Последняя в данном контексте предстает как эко-социо-гуманитарно-ориентированная экономическая теория, противопоставляющая своего рода «экспансию» социо-гуманитарных и экологических подходов в область экономических явлений в противоположность нынешней — «экономиксовской» — экспансии узко-экономических (рыночных) подходов в социальные, политические и гуманитарные сферы. При этом собственно *политический» аспект политэкономии никудп не исчезает, составляя одну из центральных проблем широкого социального блока. Эта «экспансия* социальной (вт.ч. политической) и гуманитарной проблематики не является чем-то принципиально новым для классической политической экономии (поэтому, в частности, мы и используем столь часто термин «реактуализация»). Начиная с Адама (в данном случае имеется в виду Смит) классическая политическая экономия исходила из принципиального единства нравственного и экономического начал. Для Карла Маркса широкий социальный, политический и гуманитарный (а в ряде работ и «натуралистический», т. е., говоря сегодняшним языком, «экологический») контекст экономических процессов был очевиден. Не менее очевиден он был и для таких его последователей как В. И. Ульянов, Г. Лукач и мн. др. Более того, даже «продвинутые* советские учебники исторического материализма всячески боролись с «грубым экономическим материализмом», игнорирующим обратное влияние «надстройки» на производственные отношения и не учитывающим сложный комплекс взаимодействий производственных отношений и производительных сил, общества и природы.
Но в данном контексте это не главное. Человечество вступает в период заката мира, который Маркс назвал «экономической общественной формацией», и в эту эпоху проблемы взаимодействия экономических и социо-гуманитарных, экологических, технологических аспектов развития становятся принципиально значимыми. Сие есть банальность. Вопрос, однако, в том, как отвечать на эту банальность — методом «экономического империализма* (т. е. путем навязывания рыночного фундаментализма не-экономическим сферам) или путем экосоцио-гуманитарной трансформации экономики. Эта стратегическая альтернатива прямо связана и с теоретическими дебатами между возрождающейся классической политической экономией и все еще господствующей экономике. 33 Эти две парадигмы существенно различным образом отвечают на все «вечные» вопросы экономической теории, поразному определяя сам феномен экономики (т. е. свой предмет) и методы ее исследования, ее акторов и основные категории. На этом, пожалуй, стоит остановиться чуть подробнее, проведя краткий сравнительный анализ этих двух парадигм по обозначенным выше параметрам.
Итак, сама экономика в трактовке экономике предстает как сфера индивидуального выбора рациональным экономическим индивидом наиболее эффективного пути использования ограниченных ресурсов. Эта теза может несколько корректироваться (в частности, в свете нынешних дебатов о мере ограниченности рациональности индивида), но принципиальная постановка вопроса не изменяется: центральная проблема — это выбор атомизированным актором оптимальной модели совершения трансакций, которые по определению носят рыночный характер. Именно эта модель переносится и на другие сферы общественной жизни. Более того, в большинстве случаев мэтры монетаризма (определяющие мэйнстрим в рамках экономике) вообще стремятся свести экономическую науку к теории денег (высказывание: «экономика — это деньги* приписывается десяткам «классиков» экономике и даже российским министрам финансов). Наша наука принципиально иначе рассматривает «экономику». Предмет обновляющейся классической политической экономии — это совокупность (1) качественно различных (2) исторически конкретных (3) объективно-обусловленных (4) систем (5) производственных отношений, в которые не только индивиды, но и (6) их социальные группы вступают в (7) процессе воспроизводства человеческого общества. Эти системы (8) взаимодействуют с природой и технологическими основами экономики, а также (9) ее социо-гуманитарным оформлением в процессе (10) исторического развития, критерии прогресса которого и задают высшие критерии эффективности экономического процесса. Все эти акценты радикально отличают политэкономический подход. Но в то же время ряд объектов у политэкономии и экономике совпадает: и та, и другая анализирует процессы движения товаров (продуктов, услуг) и акторов этого процесса (человек, государство...), имеют сходные категории (стоимость или ценность, деньги, капитал, рента...). Об этом говорит сайт https://intellect.icu . Поэтому сравнение этих прадигм имеет смысл. Методы исследования этих дисциплин так же весьма различны. Если для экономике исходный пункт исследования — это, прежде всего, количественно измеримые (в подавляющем большинстве случаев — в деньгах) эмпирические данные, то для политической экономии — общественная практика, понятая как деятельность общественного индивида, а эмпирические данные в большинстве случаев — это не более чем косвенное отражение видимостей и превратных форм, которые надо исследовать с тем, чтобы добраться до истины, а не принимать как факт = критерий истины. Само исследование для экономике есть прежде всего позитивное, верифицируемое моделирование (как правило — математическое) процессов функционирования некоторых параметров рынка, поведения его акторов, отчасти — регулирующих воздействий. Ключевое звено метода политической экономии — это диалектическое отображение в системе категорий объективных экономических отношений, их противоречий, исторического развития. В этой системе одни категории (видимость) отрицают другие (сущность) и лишь вся система категорий в целом дает конкретное представление о предмете, а противоречия есть свидетельство не ошибки, а приближения к истине. Математические же модели в политэкономии играют роль одной из форм отображения количественных взаимодействий, далеко не исчерпывающих сложный мир отношений экономической системы.
Столь же различно понимание акторов экономики. Как мы уже писали, человек в экономике есть более (для одних школ) или менее (для других школ) рациональный эгоист, максимизирующий свою полезность (которая, как правило, отождествляется с деньгами) и минимизирующий свои затраты (прежде всего — труда). Если в этой парадигме и встает проблема человеческих качеств, то только для того, чтобы превратить человека в особый вид капитала и далее рассматривать лишь под одним углом зрения: в развитие каких из них наиболее прибыльно инвестировать. В классической политической экономии Человек не случайно пишется с большой буквы, ибо, во-первых, его личностное развитие позиционируется как высший критерий прогресса и, соответственно, высшая мера эффективности любой экономической системы.
Во-вторых, показывается, что в разных экономических системах Человек качественно различен по своему социальноэкономическому бытию: в условиях добуржуазных систем он мог быть объектом внеэкономического принуждения, стремился к воспроизведению традиционного типа и объема деятельности, а максимизацию денег считал аморальным занятием; в условиях рыночной экономики рождается тот самый экономический человек, который экономике видится «естественным*, хотя на самом деле этот тип личности и соответствующие ему системы ценностей и мотивов стали господствующими в мире едва ли сто лет назад: до этого большинство людей производило и потребляло под влиянием совершенно других интенций. Более того, в настоящее время все более активно развивается новый тип личности — субъект творческой деятельности, для которого труд становится ценностью, а не тягостью...
В-третьих, с точки зрения политической экономии — и классической, и современной — человек в условиях «экономической общественной формации» включен в большие социально-экономические структуры (классы, страты и т. п.), которые в свою очередь так же существенно детерминируют тип его экономического поведения, ценности и мотивы. Соответственно, в-четвертых, проблема рациональности в политической экономии — это, вопрос, прежде всего, не большей или меньшей рациональности, а типа рациональности. Мы исходим из того, что существуют качественно различные виды рационального поведения человека. И потому для нас главным является вопрос не о том, насколько рационален человек, а о том, как он рационален, что и почему он максимизирует (соблюдение чести и традиций, деньги, творческую деятельность, справедливость и солидарность...), что и почему он минимизирует и, главное, как и почему он совершает те или иные поступки в своей общественно-исторической практике, как и почему он самоопределяет себя, поддерживая или отвергая эко-социо-гуманитарные реформы, инициируя (поддерживая) или нет революции (в том числе - антифеодальные, например Войну за независимость в Северной Америке) и т. п. И последнее (по месту, но не по значению): с точки зрения теории марксизма человек — это не только продукт определенных производительных сил и объективных общественных отношений (прежде всего, производственных), но и творец истории. Это две противоположных и единых в рамках общественной экономической формации ипостаси бытия Человека.
Существенно, что за последние десятилетия в неоклассике и теориях, базирующихся на ее методологии, появились относительно новые разработки в области проблемы человека. К числу таких «открытий» относятся разработки представителей нового институционализма, обнаруживших, что на процесс принятия решений и выбор индивидов влияют институты. Здесь, что называется, комментарии излишни: это прямое заимствование одного из выводов марксизма. Как мы уже не раз отмечали, представители нашей школы полтора столетия назад показали, что, в частности, производственные отношения определяют социальный тип человека, его интересы, ценности и мотивы. «Перевод» этого тезиса с языка марксизма на язык институционализма и сведение проблемы к описанию форм производственных отношений (без анализа сущности и ее противоречий) — такова была бы «заслуга» данного направления в этом вопросе, если бы не существенный «нюанс». А «нюанс» этот неслучаен и значим: новый институционализм предлагает конкретные разработки, раскрывающие важные для процессов накопления капитала формы отчужденного бытия человека в условиях позднего капитализма. В последнем вопросе новый институционализм и неоклассические разработки последних десятилетий действительно преуспели, раскрывая вслед за Беккером все новые и новые формы «орыночнивания» человека и его подчинения глобальной гегемонии капитала. Для практики главных акторов рыночной системы (мы скажем жестче и определеннее: буржуазии вообще и номенклатуры глобального капитала в частности) это, спору нет, весьма важные теоретические результаты, имеющие большие перспективы практического применения.
Не менее важны вопросы о том, актуальны ли для теоретического экономического анализа такие «акторы» как коллективы, социальные страты, классы и, наконец, вопрос о том, что есть общество и может ли оно рассматриваться как самостоятельный актор, обладающий некоторыми реальными экономическими интересами. Утверждая, что с точки зрения политической экономии общенародные интересы — это не фикция и даже не только теоретическая абстракция, а реальный экономический феномен, с которым необходимо считаться в практике и который необходимо изучать в теории, приведем только один пример. Общечеловеческий интерес сохранения и рекреации природы — это реальный фактор, обусловливающий необходимость скоординированных на международном уровне экономических действий и осуществления значимых затрат, это феномен, требующий перехода в оценке макроэкономической эффективности к показателям, учитывающим сокращение не возобновляемых природных ресурсов и загрязнения среды и т. п. А ведь этим примером отнюдь не исчерпывается спектр общенациональных интересов, которые включают массу теоретических и практических проблем социальной защиты, экономической безопасности и т. п. с соответствующей корректировкой всех оценочных показателей и не только... Еще более сложен вопрос о государстве и его роли в экономике. В политической экономии государство предстает как исторически различный актор, специфический для разных экономических систем, представляющий сложную совокупность интересов (от общенародных до интересов господствующего в данном обществе класса, равно как и интересов государственной бюрократии как особой подсистемы этого института). Соответственно, роль государства в экономике отнюдь не сводится к минимально-необходимому вмешательству, связанному с компенсацией провалов рынка. Она определяется как действия особого экономического субъекта, реализующего особый способ экономической координации — учет, контроль, регулирование, программирование ит. п., развивающего новый класс отношений собственности (общественной), распределения дохода (социальные трансферты и не только), воспроизводства и т. д. Кажущееся сходство в определении «фирмы» в постклассической политэкономии и Экономикс тоже оказывается видимостью.
С одной стороны, экономике (и даже новый институционализм) по сути дела заимствовали классическое политэкономическое определение основного хозяйствующего субъекта рыночной экономики: (1) обособленный владелец товара (в развитом виде — капитала), для которого (2) характерны планомерные внутренние и конкурентно-рыночные внешние связи (вспомним данное в «Капитале» определение капиталистической кооперации — исторически и логически исходной формы капиталистической «фирмы»).
Неоклассика воспроизводит (только несколько иными словами) первое, новый институционализм - второе. С другой стороны, политэкономический подход к трактовке первичного хозяйственного эвена шире и глубже. Шире, ибо он предполагает выделение такого звена в разных экономических системах. Так, в эпоху доиндустриального феодализма первичным звеном были поместье, крестьянская община; раннего капитализма — простая капиталистическая кооперация, развитого индустриального капитализма — капиталистическая фабрика, постиндустриальной системы — капитал-сеть и т. д. Глубже, ибо в политэкономии специально анализируется различие технологических основ первичного звена (на что мы указали выше), его социально-экономической формы (скажем, при капитализме она эволюционирует от мелкого товаропроизводителя до транснациональной корпорации) и юридического оформления. Наконец, для политэкономии «фирма» — это ячейка, в которой отражаются (как океан в капле воды) все производственные отношения той или иной экономической системы (последнее отчасти характерно для близких к политэкономии классического институционализма и экономической социологии). Вот почему вопрос о трактовке практически всех экономических категорий поставит перед нами те же задачи-проблемы различения и сопряжения их смыслов и места в науке, различных в экономике и политической экономии...
И все это в конечном итоге потребует ответа на ключевые вопросы:
Так мы вновь (надеемся, что на новом витке исследования) вернулись к выводу одного из предыдущих подразделов: практика кос деятельность общественного человека, творящего историю, гораздо шире, чем бизнес в стабильном буржуазном обществе. Этот тезис позволяет нам продолжить сравнительный анализ экономике и политической экономии.
А продолжим мы его апелляцией к банальному положению: признаем ли мы, что мир качественно идменчмв и что эти изменения особенно интенсивно происходят в последние десятилетия (постиндустриальная революция, обострение глобальных проблем, рождение и распад «реального социализма»), что чем дальше, тем больше именно они будут определять передний край нашей общественной практики, а значит, и теории; если мы признаем, что мир глобален и его социально-экономическая жизнь несводима к функционированию рынка; если, более того, мы признаем, что необходимая для практики в широком смысле слова политико-экономическая теория несводима к узкому кругу выводов, используемых economics? Если мы признаем все это, а так же примем во внимание сформулированные выше различия политической экономии и экономике, то мы сможем сформулировать весьма важные методологические гипотезы, показывающие спектр проблемных полей, которые экономике не охватывает вообще или рассматривает, заимствуя багаж политической экономии, причем заимствуя поверхностно, неполно и без указания на первоисточник. Этот спектр будет прямо корреспондировать с выделенной выше спецификой предмета и метода постклассической политэкономии и экономике.
1. «По ту сторону» economics по сути дела остаются все вопросы исследования не рыночных экономических систем и не-рыночных экономических отношений, эта теория «рыночноцентрична»; все, что не-рынок, для нее не существует или оценивается исключительно как «провалы» рынка, которые должны быть сведены к минимуму (о «рыночноцентричности» современного mainstream'a мы будем специально размышлять в следующем тексте, а о некоторых современных исключениях — например, экономической теории счастья — мы упомянем ниже).
2. Даже если абстрагироваться от нерыночных систем, economics дает теоретические основания только для исследования механизма функциональных взаимосвязей между различными экономическими агента17 ми. Лежащие в глубине проблемы сущности «рыночной экономики» — сложную систему производственных отношений капитализма, закономерности его эволюции, его противоречия, причины рождения, развития и заката - эта теория даже не ставит и не может ставить.
3. Economics оставляет в стороне проблемы исследования реальных общественных отношений между различными большими группами людей (классами, слоями) в процессе производства и распределения, а не только обмена и потребительского выбора. Вследствие этого в основном игнорируются как производственно-экономические, так и социально-экономические проблемы, a вместе с этим экономические основы социально-классовой стратификации, понимание интересов и закономерностей поведения, противоречий и компромиссов этих сил, причин и последствий реформ и революций etc.
4. По ту сторону economics о называются каузальные связи, характеризующие проблемы макроэкономической динамики (воспроизводства). Ответы на вопросы о причинах кризисов или их отсутствия, о причинах того или иного качества роста, соотношения роста и развития, экономических основах и критерии социально-гуманитарного прогресса (регресса) и т. п. найти в рамках стандартной макроэкономики невозможно. Последняя дает только характеристику (более или менее адекватную, ибо всегда абстрагируется от массы принципиально значимых, но не кванитифицируемых параметров) тех или иных функциональных связей (модели роста и т. п.).
5. За небольшим исключением работ, написанных, как правило учеными, пришедшими в неоклассику из классического институционализма и/или марксизма, economics игнорирует проблему взаимодействия материально-технических основ экономики и собственно экономических процессов. За ее бортом остаются экономические причины и последствия смены технологических укладов, влияния их на экономические процессы, отношения, даже поведение экономических агентов. Не рассматривает вопрос о том, почему и как определенный тип производственных отношений определяет особый тип технической эволюции — доминирование производства предметов роскоши в эпоху позднего феодализма, вещный фетишизм рыночной экономики, подмеченная еще Бодрийяром ориентация на производство симулякров (об этом типе рынка мы пишем приложении 1 нашей книги), все более характерное для капитализма эпохи постмодерна... Эти проблемы активно разрабатываются в западной литературе, но почти исключительно вне методологии неоклассики.
6. Наконец, для economics по большому счету существуют только те экономические параметры, которые подлежат квантификации, могут быть количественно выражены. От всего остального — по сути дела от главной экономической материи, требующей применения не столько количественного, сколько качественного системного анализа, — эта теория просто уходит, объявляя вненаучным все то, что нельзя «строго* (т. е., по их мнению, при помощи сколь угодно далекой от реалий, но математически вывереной модели) отобразить и верифицировать.
Исследование, описанное в статье про 2. Что позволяет изучить классическая политическая экономия и не позволяет «экономике», подчеркивает ее значимость в современном мире. Надеюсь, что теперь ты понял что такое 2. Что позволяет изучить классическая политическая экономия и не позволяет «экономике» и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Политическая экономия (политэкономия)
Ответы на вопросы для самопроверки пишите в комментариях, мы проверим, или же задавайте свой вопрос по данной теме.
Комментарии
Оставить комментарий
Политическая экономия (политэкономия)
Термины: Политическая экономия (политэкономия)