Лекция
Это продолжение увлекательной статьи про неомаркетизация.
...
№4. P. 220-233; StiglitzJ. Crony capitalism American-style// Pro|ect Syndicate, February 2002 (available at: http;// www.project-syndicate.org/commentary/stiglitzll/English); KristofN. Crony Capitalism Comes Home // The N. Y. Times. October 27, 2011 (available at: http://www.nytimes. com/2011/10/27/opinion/kristof-crony-capitalismcomes-homes.html?.r-l).
Начнем с обращения к историко-диалектическому методу. В данном случае мы легко можем заметить, что в этой сфере капитализм проходит по своеобразной спирали «отрицания отрицания» от «блатных», коррупционно-насильственных отношений раннего капитализма (в постсоветской России, вступившей на путь Запада многовековой давности, мы наблюдаем эти феномены во всей первозданной их красе), едва вырастающего из феодальных форм личной зависимости, через юридическиформальный капитализм «классической» эпохи, к новому типу «блатного капитализма» эпохи сговоров и «партнерства» корпораций. Сущность этого нового типа взаимодействий «пауков» и их «паутин» друг с другом состоит в противоречии между все более сознательно-регулируемым на уровне горизонтальных связей, «кооперативным» (т.е. независимым от внешних объективных законов рынка, его «невидимой руки») взаимодействием корпоративных сетей друг с другом, — с одной стороны, и все более стихийным и неподконтрольным общественным силам развитием мирового капиталистического хозяйства (и даже шире — системы всех все более «маркетизируемых» общественных отношений капитализма) — с другой. Оба этих процесса столь же объективно-сращены, сколь и противоположны друг другу, антиномично-противоположны. И с этим следует разобраться подробнее. Что касается «партнерски-кооперативного» взаимодействия корпоративных капиталов, то оно продолжает «традицию» рыночной конкуренции в крайне специфическом, во многом отрицающем свои качественные основания, виде. Деятельность современного «ядра» ТНК — это не столько попытка приспособить свое производство и сбыт к независимой от отдельных экономических лиц, стихийно складывающейся конъюнктуре рынка, сколько сознательно организованная борьба между ограниченным кругом хорошо известных друг другу «врагов-партнеров» за:
(1) установление более или менее выгодных для участников битвы, но относительно стабильных «правил игры», допустимых форм и методов борьбы;
(2) определение пространственно-временных границ («полей») конкуренции (преимущественно на периферии) и партнерства (в сфере стратегических крупномасштабных проектов, входящих в круг интересов «ядра») с выделением, в качестве особо значимых, стратегических долгосрочных проектов в области высоких технологий и развития в целом (здесь особо значимо определение стратегии партнерства или войны);
(3) распределение сфер влияния на третьих лиц (прежде всего — государство);
(4) «пространства войн» и «нейтральные территории» и мн. др.
Традиционно являвшиеся главными объектами конкуренции параметры качества и цены на те или иные виды продукции1, равно как и характерные для более поздних этапов параметры неценовой конкуренции, становятся относительно менее значимыми, решаемыми на уровне «периферии» корпораций вопросами схваток-партнерств между ТНК. Содержанием этой борьбы-партнерства становится постоянное сравнение мощности, интенсивности, эффективности тех каналов власти (мощности и структуры «полей зависимости»), которыми обладает каждая из корпораций. Ослабление одного из параметров этого «поля» или несвоевременное обновление его «технических характеристик» приводит к пересмотру границ сфер влияния в пользу конкурентов, усиление и опережающее обновление некоторых параметров — к расширению за счет конкурентов. Все это напоминает борьбу огромных, обладающих едва ли не орудием массового уничтожения и примерно равных по мощи, армий друг с другом: постоянная гонка вооружений при массе локальных войн, но в целом при соблюдении правил «мирного сосуществования».
1 Приведем только один пример: качество и цена легковых автомобилей определенного (например, бизнес) класса, производимых крупнейшими корпорациями, практически неразличимы. Для обычного пользователя действительная разница БМВ, Мерседеса или Тойоты практически неизвестна (тем более, что значительная часть их комплектующих может производиться на основе кооперации, приспосабливаясь к удобству сборки-реализации в том или ином регионе Земного шара).
Впрочем, для нас важны не образы, а теоретическая политэкономическая характеристика нового качества взаимодействия корпораций-сетей на рынке. Последняя и была дана выше, когда мы определили стратегически важные объекты — названные выше пункты (1)-(4) — и средства (мощность «оружия» — политэкономически описанные нами каналы корпоративной власти, параметры «паутин», «полей зависимости») борьбы-партнерства между ТНК. Что касается целей этого взаимодействия (кстати, именно они и определяют границы партнерства-борьбы), то они задаются, опять же, охарактеризованной выше сущностью современного глобального корпоративного капитала. Это долгосрочная гегемония во всех ее слагаемых, а не просто увеличение прибыли. Впрочем, последнее как было, так и остается генетически-всеобщим основанием любых последующих объективных интенций любого капитала. Формы этих взаимодействий могут быть многообразны: от партнерства и «дружбы» (кооперации) высших менеджеров разных корпораций до открытых войн с применением методов идеологического и военного насилия (последнее, как и столетия назад, особенно характерно для дележа источников сырья, особенно в странах «Третьего» мира), от абсолютно легитимных юридических войн до теневых методов «блатного капитализма», характерного отнюдь не только для постсоветского пространства. Содержание этих отношений представляет гораздо большую трудность для анализа, ибо здесь мы имеем дело с относительно новым переходным отношением, сочетающим «старую» олигополистическую конкуренцию капиталов на рынке с «новыми» началами сознательно-устанавливаемых горизонтальных кооперативных связей. Последнее есть капиталистически-деформированный росток горизонтального планомерного (непосредственно-общественного) взаимодействия экономических агентов. Это — намеренно повторим — один из слагаемых рождающейся планомерной организации производства будущей пострыночной социально-экономической системы, имеющей пока капиталистически-деформированный (переходный) вид. Борьба-партнерство корпоративных капиталов как способа их сознательного горизонтального взаимодействия была охарактеризована нами как всего лишь одна из сторон современного тотально-сетевого рынка. В то же время (и здесь мы подходим к пониманию второй стороны внутреннего противоречия тотального рынка, хотя сформулируем мы его позже), борьба и взаимодействие корпоративных структур в целом является стихийным и неподконтрольным никому (ни корпорациям, ни государствам) процессом1. Параметры тотального рынка, как будет показано ниже, определяются прежде всего стихийно формирующимся финансовым рынком и глобальными процессами. Последнее воссоздает на новом уровне объективную видимость восстановления свободного равноправного рынка, скрывающую принципиально иную суть — формирование контрактно-блатного (по форме), тоталитарного, корпоративно-сетевого (по содержанию) рынка, где победителям достается все (winner-takes-all market)2
1 Характерно, например, что 3. Бжезинский одну из своих последних работ конца XX в. завершает постановкой двух ключевых, на его взгляд, проблем современного мира: глобального беспорядка и иллюзий контроля (см.: BrzczinskyZ. Out of Control. Global Turmoil on the Eve of the 21“ Century. N. Y., 1993. P. 201).
2 Frank R., Cook P. The Winner-Takes-All Society. N. Y., 1995. P. 1-13. Иное имя этому феномену предложил Э.Лутвак, выдвинувший идею «турбокапитализма*. Описывая, по сути, тот же процесс борьбы корпораций-сетей, определяющий пропорции, направление инвестиций и даже образ жизни, он делает вывод что именно это меньшинство (несколько идеализируемое автором и не связываемое напрямую с корпорациями-сетями) является архитектором и реализатором большей части экономических и технологических инноваций, именно они почти всегда в выигрыше, а большинство — в проигрыше (LuttwakE. Turbo Capitalism. Winners and Losers in the Global Economy. N. Y.: Huppers Collins Publishers, 1999).
Более того, поскольку объектами корпоративного господства (как мы показали выше) становятся не просто сферы производства и обмена продуктов и услуг, но практически все сферы общественной (а не только экономической) жизни, а механизмы осуществления этого господства также предполагают широкое использование и не-экономических средств, постольку новейший этап развития капитализма и характеризуется «неомаркетизацией», «орыночниванием» всех сфер общественной жизни. Последнее и нашло отражение в тех категориях, которые мы использовали в начале данного раздела: тоталитаризм рынка, т. е. всеобщее тотальное господство рыночных принципов, или «рыночный фундаментализм». Эта тотальная экспансия рынка должна и единственно может протекать в атмосфере всеобщего восстановления (в новом виде, естественно) видимости обособленности товаропроизводителей, их независимости (формальной, скрывающей мощную технологическую, финансовую, информационную и т. п. зависимость от ТНК), равноправной конкуренции. В результате неомаркетизация порождает «ренессанс» и рыночных иллюзий, и реального мелкого товарного производства!. Для этого с конца XX века (преимущественно в развитых странах) формируются и адекватные технологические предпосылки Это вытеснение индустриального материального производства сферой услуг, развитие гибких и информационных технологий, возрастание роли небольших творческих коллективов и т. п.2 Более того, генезис творческой деятельности создает новые предпосылки для этого ренессанса, создавая видимость независимости индивидуализированных творческих личностей, действующих абсолютно на свой страх и риск и производящих несоизмеримые (по затратам труда) блага, оценить которые якобы может только рынок с его стихийными колебаниями спроса и предложения. Однако это — всего лишь видимость, скрывающая под превратной формой рыночного ренессанса развитие высшей формы обобществления — всеобщего труда.
1 По поводу степени самостоятельности малого бизнеса в условиях позднего капитализма идет непрекращающаяся полемика в отечественной и зарубежной литературе. Среди российских авторов, показавших основные аргументы дискутантов, укажем на серию работ В. Рубе (см.: РубеВ.А. Мелкое и среднее предпринимательство в условиях господства монополий (на примере Франции). М.: Изд-во МГУ, 1978; Она же. Сотрудничество или эксплуатация. (Мелкий бизнес глазами буржуазных экономистов). М.: Мысль, 1986; Она же. Малый бизнес: история, теория, практика. М.: ТЕИС, 2000; Она же. Институциональные аспекты организации малого бизнеса в развитых странах и в России. М.: Инфра-М, 2004). Что же касается авторов этой работы, то нам представляется вполне обоснованным вывод тех зарубежных исследователей (Кастельс, Кортен и др.), кто, опираясь на анализ массы данных в США, Японии и др. странах, делает вывод, что, несмотря на всю аргументацию в пользу малого бизнеса как более приспособленного к гибким, миниатюрным технологиям постиндустриального общества, крупнейшие корпорации остаются хозяевами мировой экономики (см. подробнее: Castells М. The Rise of the Network Society. Oxford, 1997. P. 155-157; KortenD. When Corporations Rule the World. West Hartford. 1995. P. 221. Последний автор, в частности, показал, что на долю только 500 крупнейших ТНК приходится около 25 % мирового объема производства).
2 См.: Castells М. Op. Cit. Р. 151-201.
Всеобщий труд — труд в условиях превращения технологического применения знаний в непосредственную производительную силу, и потому протекающий в условиях универсальной взаимозависимости неопределенного круга его участников, поскольку требует для своего осуществления вовлечения заранее неизвестного круга знаний, приобретенных как предшественниками так и современниками,
Обособленность и независимость таких мелких производителей, как правило, относительна или вообще фиктивна (мы к этому вопросу вернемся во II части тома). Кроме того, эти мелкие производители функционируют в общем пространстве нынешнего «контрактного» рынка, правила которого устанавливаются ведущими «игроками». Более того, на этом рынке процессы производства (в том числе в сфере услуг, информационных технологий и т. п.) в целом подчинены трансакционной (и прежде всего - финансовой) сфере, где господствует корпоративный «виртуальный» капитал. Наконец, подчеркнем главное: именно в результате прогресса миниатюризации, гибкости, сетевых методов организации технологических процессов и складываются те самые «паутины», о которых шла речь выше. По видимости они полупрозрачны» тонки, подвижны и аморфны. Кажется, что Вы можете абсолютно легко войти в эти сети и выйти из них. Но это объективная иллюзия, когда (как и вообще в случае с превратными формами) «кажется то, что есть на самом деле». Кажется, что эти сети не отрицают свободы агентов рынка, и действительно, Вы можете в любой момент отказаться от связей с пауками-фирмами. Вы можете не работать на них (ни прямо, ни косвенно — как служащий или пользователь грантов, выделенных созданными ими фондами, как субподрядчик или реализатор их продукции...), не пользоваться их финансовыми сетями (откажитесь от услуг банков, кредитов, сбережений, пластиковых карточек...), не покупать их продукцию, не смотреть, не слушать, не читать продукцию их средств массовой информации — сделать все это очень просто. Это так же просто, как наркоману, выросшему в семье наркоманов, «слезть с иглы». Впрочем, не будем пессимистами и в качестве небольшого отступления заметим: в современном капиталистическом мире есть немало тех, кто в полной мере осознает проблемы подчинения Человека силам отчуждения вообще и глобальной гегемонии капитала прежде всего, кто (как максимум) борется с силами отчуждения или (как минимум) не использует «тяжелых наркотиков» капиталистической гегемонии (не является рабом постоянной гонки за все новыми символами благосостояния, навязываемой корпоративным капиталом), ограничивая себя — да и то в редких случаях — «травкой» зависимости от современных механизмов рыночных трансакций и форм автомобильной цивилизации. Эти позитивные тенденции в той или ной мере свойственны каждому человеку, и авторы не раз обращались к проблеме возвышения конформиста-мещанина до социально-творческой жизнедеятельности1, но господствующими интенции социальнотворческой, нон-конформистской жизни являются пока что у меньшинства. Для большинства доминирующей формой является подчинение господствующей системе отношений отчуждения.
1 Подробнее об этом, в частности, в коллективной монографии «Кто творит историю...*; см. также: Бенедетти К. Европа: практики обновления // Альтернативы. 2011. № 2.
Вот почему мы считаем правомерным сделанный выше вывод: тотальный корпоративносетевой рынок, в сущности, пропитывает его агентов особым наркотиком всесторонней зависимости, причем не столько непосредственно от «пауков», сколько от «паутин», не столько от капиталов-корпораций, сколько от создаваемых ими правил — «полей зависимости». И это касается не только экономической жизни (производства, потребления, накопления...), но и всех остальных сфер человеческого существования. Большинство акторов сегодняшнего капиталистического мира — от индивида (как работника фирм, клиента фирм, потребителя культурной жвачки фирм) до «независимого» хозяина малого бизнеса — живет ныне по правилам, формируемым, повторим, не столько свободным рынком, сколько «полями зависимости» корпораций-сетей. Именно эти «поля» определяют модели и рамки поведения, мотивы и цели деятельности, ценности и принципы принятия решений и т. п. И происходит все это в той мере, в какой развит тотальный рынок (вот в чем, a propos, основы открытого Дж.
Соросом рыночного фундаментализма). Здесь будет уместно использовать сделанный авторами в своих предыдущих работах вывод: прогресс креатосферы (в терминологии большинства авторов — постиндустриального общества, общества знаний) превращает лежащие вне собственно материального производства сферы производства информационных товаров, масскультуру и масс-медиа в основные сферы развития сегодняшнего рынка, в которых и живет главным образом современный homo economicus (хомо экономикус), и в которых прежде всего развивается тотально-сетевой рынок. Так генерируется тотальное подавление нерыночных форм общественной жизни и в экономике, и во внеэкономической сфере, порождая новый виток экспансии товарного фетишизма, омещанивания общества, восстанавливая в новом виде господство homo economicus с характерным для него доминированием узкоэкономических, рыночных ценностей, стимулов и мотивов жизнедеятельности. При этом новая экспансия товарного фетишизма и неовещизм сталкиваются с мощной противоположной тенденцией, лежащей как на уровне материально-технических факторов производства (прежде всего, статистически фиксируемый бурный рост нерыночных форм трудовой активности — занятость в так называемом «третьем» секторе, добровольный труд и т. п.1), так и в сфере альтернативных форм социальной организации (феномены роста роли социальных движений, неправительственных организаций и др.). Кроме того, «снятые» (но не до конца разрушенные) достижения социал-реформистского периода сохраняют в странах «Первого» мира пока что для большинства населения2 стандарт «общества потребления». Однако в отличие от гарантированного и опирающегося на ассоциированную социальную борьбу (профсоюзов, левых etc.) стандарта середины века, ныне для его сохранения типичный представитель «среднего класса» развитой страны должен вести постоянную и все более активную частную борьбу за существование как мелкий частный собственник, даже если в его собственности находится только один товар — рабочая сила или т. н. «человеческий капитал».
1 Более подробно мы писали об этих тенденциях как о ростках будущего еще в конце 1990-х в сборнике «Социум XXI века».
2 Неолибералиэм усилил как внутреннюю дифференциацию внутри прежде относительно однородного «среднего класса», так и разрыв наиболее богатых и бедных слоев в развитых странах и мире в целом.
Сокращая сферы коллективной социальной защиты, корпоративный капитал тем самым принуждает гражданина к активизации его деятельности как мелкого товаровладельца и частного собственника, действующего без гарантий, на свой страх и риск, но в рамках и по правилам мира, где господствует корпоративный капитал. Так рыночный фундаментализм и тотальность рынка рождают столь же тотальное омещанивание населения. В результате формируется (в некотором смысле — «восстанавливается») адекватная позднему капитализму социальная, человеческая атмосфера всеобщего тотального доминирования рынка эпохи гегемонии корпоративного капитала. Однако этот «ренессанс» рыночных начал и частной жизни, «свободной» конкуренции оказывается не более чем объективной видимостью тотальной власти сетей, создаваемых корпоративным капиталом.
«Неомаркетизация» — видимость восстановления свободного рынка в условиях господства крупного корпоративного капитала и тотального сетевого рынка, реальной стороной которой является проникновение рыночных отношений во все сферы общественной жизни, «атомиэация» и «очастнивание» индивида перед лицом организованной
Суммируя сказанное, мы можем сформулировать важнейшее: тем самым «неомаркетизация» выводит на новый уровень интенсивного (противоречие тотального рынка: с одной стороны, всевластие корпоративных капиталов, формирующих на «партнерской» основе правила борьбы на современном мировом рынке; с другой — стихийность и нерегулируемость глобальных социально-экономических процессов, порождающая видимость восстановления свободной конкуренции и «ренессанса» рынка, как бы «вглубь», укореняя во власти корпоративных капиталов) и экстенсивного (как бы «вширь», вовне экономики) развития базисные черты рынка — обособленность товаропроизводителей и ее диалектическую противоположность - общественное разделение труда. Более того, «неомаркетизация» (развитие тотального корпоративно-сетевого рынка) эпохи глобальной гегемонии капитала закономерно порождает и неоприватизацию — волну «восстановления» частной собственности, но на базе гегемонии корпоративного капитала.
Неоприватизация также развертывается и интенсивно, и экстенсивно, будучи результатом развития тотального рынка и воспроизводя эту тотальность как предпосылку ее экспансии и порождая значимые напряжения в системе прав собственности, возникновение массы противоречий в этой сфере1. «Неоприватмзация» — на поверхности явлений характеризуется сокращением государственной и различных форм общественной собственности, а также возрастанием роли мелкого частного производства и мелкой частной собственности. В основе этого процесса лежит концентрация реальных прав собственности в руках корпоративного капитала. а внутри последнею — в руках узкого слоя корпоративной олигархии («корпоративной номенклатуры»). Интенсивная экспансия неоприватизации предполагает, в частности, что:
(1) реальные права собственности в экономике все более концентрируются в руках гигантских негосударственных и необщественных корпоративных капиталов;
(2) в рамках этих сложно организованных корпоративных структур (ТНК и др.) реальные права собственности2 все более переходят в руки ограниченного круга частных физических лиц, находящихся на вершине пирамиды корпоративной власти3 — «корпоративную номенклатуру», олигархов западного мира — более «цивилизованных» и менее заметных, но более мощных, чем, скажем, российские. Оба эти процесса сопровождаются экстенсивной неоприватизацией, примеры которой более заметны: расширение рамок корпоративного капитала за счет привлечения средств мелких собственников, в том числе и рабочих; превращение части публично-группового капитала в частно-групповой; распродажа государственной собственности; сокращение других прав собственности, находящихся в руках государства и общественных структур; приостановка прогресса кооперативов и собственности работников и т. п. Все эти процессы являются не просто восстановлением «обычной» (мелкой или капиталистической) частной собственности. Нынешний этап позднего капитализма характеризуется прогрессом (как было отмечено выше) «новой частной собственности». Пройдя сложный путь развития (мелкая частная собственность работника => собственность капиталиста-физического лица акционерная капиталистическая собственность =>...), частная собственность как экономико-волевая форма капитала1 породила сложнейшую систему прав собственности2. Экспансия «новой частной собственности» (как «отрицание отрицания» этой эволюции) является процессом приватизации не столько новых объектов, сколько новых ключевых прав собственности как в рамках сложных корпоративных структур, так и в обществе в целом3.
1 См.: Delong/. Property Matters. N. Y., 1996.
2 Подчеркнем вновь: контроль за основными правами собственности и контрольный пакет акций — это далеко не одно и то же.
3 В данном материале эти тезисы лишь провозглашаются как теоретическая гипотеза, но не доказываются; отчасти этот тезис обоснован в упоминавшейся выше работе Франка и Кука «Winner-TakesA1I Society». Своеобразным подтверждением названных положений является и опыт постсоветской России — жесткой, шаржированной пародии па мировой капитализм.
1 Данная трактовка собственности как единства правовых (волевых) и экономических отношений восходит к разработкам университетской школы политической экономии. См.: Курс политической экономии. В 2-х т. Т. 2. Досоциалистические способы производства / Под ред. Н. А. Цаголова. Изд 3-е, перераб. и доп. М.: Экономика, 1973. С. 58 и др.
3 Отчасти описание этой системы можно найти у экономистов нового институционального направления (на русском языке они отражены в упомянутых выше работах Р. Капелюшникова, А. Шаститко, А. Олейника и др.) s Одна из первых работ, где рассматривались проблемы «диффузии собственности* и перераспределения функций собственности между владельцами и управляющими: Berle A., Means G. The Modern Corporation and Private Property. Macmillan Publishing, N. Y., 1932. (ср. более современные трактовки аналогичных процессов, например, «постбиэнес»-общество, «посткапитал истическое» общество Дракера: Drucker Р. Post-Capitalist Society. N. Y.: Harper Business, 1993). Однако процесс концентрации прав собственности в руках ограниченного круга частных лиц был и остается реальностью (см., напр., Domhoff G. Who Rules America. Prentice-Hall, 1967. P. 18,19-20 и др.).
Первый процесс — это уже отмеченный рост экономической, социальной, административной власти частных лиц в рамках ТНК и других корпоративных структур. Второй процесс еще сложнее. Во всякой экономике существует мощное поле, насыщенное пучками (волнами? — авторы затрудняются в подборе удачной физической аналогии) экономической власти — собственности. Это поле с разными центрами притяжения-излучения составляет более или менее специфицированную (между различными агентами) систему прав собственности. Перераспределение в экономике в целом основных прав собственности в руки частных лиц, использующих для реализации своей власти всю пирамиду корпоративных (ТНК, государства и т. п.) структур, все механизмы тотального рынка и составляет суть диктатуры новой частной собственности как важнейшего аспекта неоприватизации. Кроме того, неоприватизация, порождаемая неомаркетизацией и углубляющая последнюю, распространяется за рамки экономики и порождает процесс своеобразного «очастнивания» (термин Л. Булавки1) всех сторон социальной жизни вплоть до духовной. Естественно, что процесс неоприватизации (как и другие формы гегемонии капитала) сталкивался и сталкивается с мощными контртенденциями. Важнейшие из них связаны с:
(1) прогрессом обобществления (в индустриальном секторе) и всеобщего труда (в постиндустриальном), причем оба процесса генерируют мощные им пульсы создания ассоциированных, общественных форм организации не только труда, но и распоряжения и присвоения;
(2) объективным, обусловленным интенсификацией глобальных проблем, возрастанием роли общенациональных (или даже общечеловеческих) ценностей и ресурсов;
(3) генезисом креатосферы, «ресурсы» которой (культурные блага, творческие способности ит. п.) по своей природе неадекватны частному присвоению;
(4) развитием различных форм организации антигегемонистских сил, которые не случайно в качестве одного из своих основных лозунгов выбрали «Мир — не товар!» («World is not for sale!») Итак, тотальный рынок и «новая частная собственность» становятся адекватными глобальному капиталу всеобщими формами его гегемонии, пронизывая рыночным, частным «духом»2 все поры общества, облекая в формы «рынка сетей» и новой частной собственности все, что существует в этом обществе1
1 Одной из первых работ, в которых Л. Булавка вводит понятие «очастнивание», является статья «Парадоксы Никиты Михалкова» (Независимая газета. 1997. N» 30)
2 Подчеркнем, что в получившей весьма широкое распространение на Западе, да и у нас, книге Л. Болтански и Э. Кьяпелло «Новый дух капитализма» дается весьма жесткая критика этого «духа», последний, по мнению этих авторов, не только (1) вызывает иллюзорное бытие действительных объектов, персон и даже эмоций, но и распространяет атмосферу (2) угнетения как антитезы свободе, самостоятельности и творчеству человека (эта тема активно развивается в книге, где показано подавление личности рынком, труда — капиталом, работника — боссом и т. п.); (3) нищеты и беспрецедентного неравенства; (4) эгоизма и доминирования частного интереса, разрушающего общественные ценности (Boltansky L., ChiapelloE. The New Spirit of Capitalism. L.-N. Y.: Verso, 2005. P. 37). Согласитесь: ныне мало кто из ученых способен столь откровенно и четко охарактеризовать социальнодуховную и этико-эстетическую атмосферу («дух») капитализма.
3 Несколько забегая вперед, заметим: в эпоху «заката» «царства необходимости» и обострения вызываемых этим процессом глобальных проблем, неомаркетиэация не может не приводить к фундаментальным противоречиям. Важнейшее из них воспроизводит на новом этапе антагонизм эпохи империализма: необходимость сознательного, исходящего из интересов социума в целом (а это значит, и Природы, и Человека как родового существа) решения существенно углубившегося (по сравнению с началом века) комплекса глобальных проблем — с одной стороны; способности «новых частных собственников* и всей этой системы в целом, в лучшем случае, на время законсервировать эти проблемы, в долговременном плане лишь усугубляя их, — с другой.
Поскольку же доминирующими агентами, «хозяевами»1 такого рынка являются крупнейшие корпоративные структуры, постольку всеобщее распространение формы «рынка сетей» («паутин») делает все и вся потенциальным объектом не просто куплипродажи, но и гегемонии корпоративного капитала, определяющего (повторим: речь идет не о конкретных фирмах, а о корпоративном капитале как тотальности, соединяющей власть рынка, капитала и корпоративных структур) в конечном итоге кто, что, кому, по какой цене и как будет предаваться... Подытоживая анализ тоталитарного рынка, вернемся к характеристике его противоречия, где, с одной стороны, корпоративные сети формируют «поля зависимости», подчиняя всех тех агентов рынка, кто попадает в это «пале», и формируют на «партнерской» основе правила борьбы, а с другой нарастает стихийность и нерегулируемость глобальных социально-экономических процессов, порождающая видимость восстановления свободной конкуренции и «ренессанса» рынка. Эта формулировка противоречия оставляет, однако, некоторую «незавершенность» анализа, если мы не покажем, как и почему формируется механизм объективной стихийной рыночной детерминации всех этих локально регулируемых и по «вертикали» (внутри «паутины»), и по «горизонтали» (в «партнерском» взаимодействии «пауков») процессов, почему эта стихийность не просто сохраняется, но, более того, становится тотальной.
Причина же последнего — новое качество денег, которые (как и весь тотальный рынок) в условиях новейшего этапа позднего капитализма становятся продуктом гегемонии капитала. В данном случае — виртуального фиктивного финансового капитала. Именно он «разрешает», но одновременно и воспроизводит в наиболее интенсивном виде, противоречие тотального рынка, формируя наиболее сильные регулирующие воздействия и наибольшую анархичность и неподвластность регулирующему воздействию как целое процесса функционирования позднего капитализма в целом. Исследование этого феномена мы начнем с анализа предпосылок развития виртуальных денег как продукта глобального фиктивного финансового капитала, предпослав этому исследованию наши размышления на тему политико-экономической природы нового типа рынка, связанного с развитием материально-технических, социальных и культурных слагаемых эпохи постмодерна — рынка симулякров. В следующем разделе вниманию читателя предлагается теоретический и методологический анализ рынка симулятивных благ.
1 Поясним еще раз: под «хозяевами» авторы подразумевают агентов, (1) концентрирующих в своих руках основные права собственности; (2) формирующих (в борьбе друг с другом) основные правила и ограничения рынка; (3) способных локально регулировать рынок и (4) целенаправленно «подталкивающих» экстенсивный и интенсивный прогресс тотального рынка и новой частной собственности.
ТОТАЛЬНЫЙ РЫНОК СЕТЕЙ - рынок, опирающийся не просто на общественное разделение труда, а на создаваемые монополистическими тенденциями явления зависимости и подчинения, складывающиеся между различными капиталами. Эти связи, основанные на зависимости и подчинении, носят характер гибких, изменчивых, жестко не фиксированных, перенастраиваемых сетей.
ПРЕВРАТНЫЕ ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ФОРМЫ (ПРИ КАПИТАЛИЗМЕ) — экономические формы, превратно отражающие содержание производственных отношений, вплоть до создания видимости, противоположной их содержанию, или, другими словами: когда форма явления создает искаженное, или даже прямо
продолжение следует...
Часть 1 Глава 1 Тотальный рынок сетей
Часть 2 1.2. Каналы корпоративного манипулирования («поля зависимости)» - «паутины») - Глава
Часть 3 Всеобщий труд - Глава 1 Тотальный рынок сетей
Часть 4 Вопросы для самопроверки - Глава 1 Тотальный рынок сетей
Ответы на вопросы для самопроверки пишите в комментариях, мы проверим, или же задавайте свой вопрос по данной теме.
Комментарии
Оставить комментарий
Политическая экономия (политэкономия)
Термины: Политическая экономия (политэкономия)