- 7 ТИПЫ ТЕМПЕРАМЕНТА И ХАРАКТЕРА: ИХ ВЛИЯНИЕ НА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Это продолжение увлекательной статьи про темперамент у авиаспециалистов.

...

моральных требований к окружающим и себе. В силу реакции гиперкомпенсации сензитивные подростки оказываются на общественных постах: их выдвигают воспитатели, привлеченные их послушанием и старательностью. Реакции, связанные с формирующимся
сексуальным влечением, сильно окрашены переживаниями собственной неполноценности. Робость и застенчивость выступают с особой силой, когда вспыхивает первая любовь; нередко
объект влюбленности так и остается неосведомленным о вызванном им чувстве. Отвергнутая
любовь повергает в отчаяние и крайне обостряет чувство собственной неполноценности, что нередко рождает мысли о суициде. К алкоголизации, употреблению наркотиков, делинквентному
поведению не склонны. Самооценка отличается высоким уровнем объективности. Для них непосильны те ситуации, где они оказываются объектом недоброжелательного внимания, подвергаются несправедливым обвинениям.
10. Астено-невротический тип (гр. astheneia – слабость, бессилие + neuron – жила,
нерв). У подростков астено-невротического типа с детства нередко обнаруживаются следующие
признаки: беспокойный сон, плохой аппетит, капризность, пугливость, плаксивость, ночные
страхи, ночной энурез, заикание. Главными чертами данной акцентуации являются повышенная
утомляемость, раздражительность и склонность к ипохондрии. Утомляемость особенно проявляется при умственных занятиях. Делинквентность, побеги из дома, алкоголизация подросткам
этого типа не свойственны. Самооценка обычно отражает их ипохондрические установки. Они
отмечают зависимость плохого настроения от дурного самочувствия, плохой сон ночью и сонливость днем, разбитость по утрам. Они сознают, что утомляемость и раздражительность глушат
их интерес к новому, делают непереносимыми критику и возражения, стесняющие их правила.
11. Конформный тип (лат. conformis – подобный). Склонны во всем подражать своему непосредственному окружению – быть конформными (подчиняться чужому мнению). В хорошем
окружении – это неплохие люди и неплохие работники, но попав в дурную среду, со временем
перенимают все, что характерно для нее. Конформность сочетается с поразительной некритичностью. Они консервативны, не любят новое, потому как не могут к нему быстро приспособиться. Конформные подростки дорожат своим местом в привычной группе, стабильностью этой
группы, постоянством окружения. Самооценка конформного подростка может быть неплохой.
А.Е. Личко (1977) рассмотрены взаимоотношения между типами неправильного воспитания и психической травматизации с одной стороны и наиболее чувствительными к ним типами акцентуаций характера с другой. Акцентуации характера, являясь крайними вариантами нормы, представляют благодатную почву для формирования приобретенных психопатий
(патохарактерологическое развитие, или патохарактерологическое формирование). Однако
для психопатического развития на фоне акцентуации важно не просто любое неблагоприятное влияние среды – это влияние должно быть особо значимым для данного типа характера
(должно быть адресовано к месту наименьшего сопротивления). В подростковом периоде
наиболее частым влиянием такого рода является неправильное воспитание. Так, если ребенка с истероидной акцентуацией характера воспитывать по типу «кумир семьи» (постоянное
захваливание, восхищение мнимыми таланами, преувеличение действительных способностей, постоянное их демонстрирование знакомым и незнакомым), это ведет к усилению эгоцентризма, стремлению все получать без особого труда – возникает психопатическое развитие по истероидному типу. Воспитание по типу «золушки» (ребенка третируют в семье,
унижают, держат в страхе, сурово наказывают за малейшие проступки, предпочитают другим детям, в связи с чем ребенок чувствует себя нелюбимым, нежеланным) оставляет неизгладимый след на фоне сензитивной, астено-невротической и лабильной акцентуации – формируется психопатическое развитие соответствующего типа (Личко А.Е., 1977).
Исключительно важная информация относительно обращения с подростками в процессе
психотерапии приведена А.Е. Личко в работе 1985 года. Несмотря на то, что сама работа называется «Психотерапия при психопатиях у подростков», она выходит за пределы проблемы
психотерапии подростков с психопатиями – в ней обстоятельно раскрывается вопрос о тонкости обращения с подростками в целом, а также о видах неправильного воспитания, которые оказываются ударом по «месту наименьшего сопротивления» при конкретном типе акцентуации характера, инициируя переход акцентуации характера в психопатию.

Как отмечает А.Е. Личко (1985), конституциональный фактор в генезе психопатий не
может служить оправданием отказа от психотерапии, так как роль психогений (патогенной
информации) в их формировании остается несомненной. При большинстве типов психопатий, в отличие от неврозов, подростки не предъявляют врачу никаких жалоб, не считают себя
больными, не хотят лечиться и не способны критически оценить свое поведение. Некритическое отношение к психопатическим проявлениям у подростка, его нежелание лечиться нельзя рассматривать как основание для отказа от психотерапии. Изменение этого отношения является одной из первых задач для психотерапевтических воздействий. Иногда у подростков
приходится даже прибегать к приему «психотерапевтической ятрогении»: намеренно обращать внимание на какие-либо имеющиеся несущественные расстройства или возможные нарушения, которых подросток может опасаться, чтобы побудить у него желание лечиться.
Одной из главных задач психотерапии при психопатии является повышение уровня критической оценки патологических особенностей характера, увеличение компенсаторных возможностей: научить щадить уязвимые места, избегать наиболее психотравмирующие ситуации и активно искать пути наибольшей адаптации.
В контакте с подростком психотерапевт должен обладать большой гибкостью – уметь
быстро переходить в нужный момент от свободного общения к директивному руководству,
от совета к наставлению, от терпеливого выслушивания к активному оспариванию, а от него
к сопереживанию. Это умение требуется как при индивидуальной рациональной психотерапии, так и (особенно) во время семейных и групповых психотерапевтических сеансов.
Другим требованием, предъявляемым к подростковому психотерапевту, является умение
сопереживания. С подростком нельзя держаться как формально-нейтральное лицо, нарочито
выставляя напоказ свою объективность. Недостаток сопереживания легко может быть расценен как безразличие, холодность или даже эмоциональное отвержение. Подросток в общении
прежде всего ищет сопереживания. Однако эмоциональные реакции психотерапевта, его высказывания, ободрения в процессе сопереживания не должны сопровождаться утратой дистанции. Нельзя допускать фамильярности, бесцеремонности – иначе цена сопереживания будет падать (Личко А.Е., 1985).
С самого начала общения надо быть готовым к тому, что протест подростка в отношении
родителей, воспитателей, вообще старших легко может распространиться на психотерапевта.
Тем более, что при психопатиях лишь в редких случаях подросток предстает перед врачом
по собственному желанию – чаще его «направили», «привели», да еще против его воли, притом те, кто должен заниматься его воспитанием и против кого особенно может проявляться
протест! Поэтому подросток должен сразу почувствовать, что врач к нему относится как к
самостоятельной личности. Подросток должен увидеть, что его слушают и без него за его
спиной никаких решений не принимают. Как указывает А.Е. Личко, при первой встрече (до
установления контакта) никогда не использовалась беседа наедине с родителями или воспитателями в отсутствие подростка. Опрос того, кто привел подростка, ведется в присутствии
последнего. Подростку предлагается только слушать беседу, не вмешиваясь в нее, а затем
наедине с врачом опровергать, уточнять, исправлять, дополнять все, что о нем было сказано.
Во время опроса родителей надо проявлять сдержанность, в беседе с подростком наедине
держаться свободнее и эмоциональнее (Личко А.Е., 1985).
Надо быть также готовым к тому, что подросток сознательно или неосознанно может
провоцировать психотерапевта на заявления, высказывания, действия, эмоциональные реакции, которые подтвердили бы в его глазах собственное предвзятое суждение, что врач «заодно» с родителями, воспитателями. Для этого в ход могут быть пущены и грубость, и насмешки, и показное пренебрежение, и даже издевки, порой метко задевающие слабые стороны самого врача. Но пока контакт не установлен, надо быть очень осмотрительным, чтобы не дать
себя спровоцировать. «Выказывающее» поведение подростка в беседе с психотерапевтом не
должно оставаться незамеченным. Демонстрация полной невозмутимости и безразличия
врача к такому поведению может лишь подтолкнуть к еще большим проявлениям протеста
вплоть до какого-либо эксцесса. Такое поведение должно встретить не только спокойное и
сдержанное осуждение, врач должен показать подростку, что он прежде всего задается целью выяснить, почему тот так себя ведет. Желая, чтобы подросток изменил свое поведение,
надо помочь ему – открыть для него путь, чтобы он смог это сделать (Личко А.Е., 1985).
Когда же хороший контакт с подростком установлен, надо готовиться к другой трудности. Сопереживание и участие со стороны психотерапевта, иногда «впервые», с точки зрения
подростка, найденное «понимание» может привести к тому, что подросток, особенно оказавшийся в ситуации эмоционального отвержения со стороны близких, начинает воспринимать психотерапевта как своего рода заменителя родителей в эмоциональном отношении.
При этом подросток может проявлять ревность, требовать к себе особого внимания. Здесь от
психотерапевта требуется особенная гибкость в соблюдении разумных границ. Нельзя отталкивать подростка, охлаждать вспыхнувшую у него симпатию, оставлять неудовлетворенной
потребность в сопереживании, позволить ему легко «разочароваться» – это может свести на
нет все достигнутые в процессе психотерапии результаты. Ситуация еще более осложняется,
когда приходится сталкиваться с ревностью родителей, особенно склонных к доминирующей
гиперпротекции (чрезмерная опека, мелочный контроль, система запретов) в воспитании.
Необходимо постепенно и тактично расширять круг симпатий подростка – включая в него
его сверстников, а затем и близких, обучая видеть в них не только отрицательные, но и положительные черты (Личко А.Е., 1985).

Как указывает А.Е. Личко (1985), необходимо установить вид неправильного воспитания, который использовался родителями. Это особенно важно при психопатических развитиях (патохарактерологических формированиях), когда патологическая аномалия характера
образуется вследствие того, что данный вид неправильного воспитания оказывается ударом
по «месту наименьшего сопротивления» при данном типе акцентуации характера. Наибольшее значение, по мнению автора, имеют следующие виды неправильного воспитания.
1. Гипопротекция (гр. hypo – под + лат. protectio – прикрытие). В этом случае подросток
растет без достаточного надзора и опеки, при полном безразличии семьи к его интересам,
увлечениям, планам. Даже если материальная сторона жизни подростка обеспечивается достаточно, то в духовной жизни он оказывается полностью предоставленным самому себе.
Встречается и скрытая гипопротекция – когда контроль за подростком как будто бы осуществляется, но фактически оказывается довольно формальным. Подросток чувствует, что родным не до него, что они целиком поглощены своими интересами, что их родительские обязанности им тягостны. Обычно подросток способен научиться обходить формальный контроль старших и начинает тайно от них жить своей жизнью (Личко А.Е., 1983, 1985). Скрытая гипопротекция нередко сочетается со скрытым эмоциональным отвержением. Гипопротекция особенно неблагоприятна при акцентуациях по неустойчивому и конформному типам. Поразительная устойчивость к пагубному воздействию гипопротекции наблюдается в
случае сензитивной и психастенической акцентуаций (Личко А.Е., 1983).
2. Доминирующая гиперпротекция (гр. hyper – сверх + лат. protectio – прикрытие) описывается А.Е. Личко (1983, 1985) следующим образом. Она предполагает чрезмерную непрерывную опеку, мелочный контроль за каждым шагом (вплоть до слежки – тайного следования за подростком от дома до всех учреждений, куда он направляется), целую систему постоянных запретов, а главное – полную невозможность для подростка когда-либо принимать
самостоятельные решения. Все это подавляет у него чувство ответственности, лишает самостоятельности, не приучает разумно пользоваться свободой. Непрерывные запреты, невозможность принятия собственных решений путают подростка, создают у него впечатление,
что ему «все нельзя», а его сверстникам «все можно». Гиперпротекция не дает возможности
учиться с ранних лет на собственном опыте разумно пользоваться свободой, не приучает к
самостоятельности. Она подавляет чувство ответственности и долга, ибо если за подростка
все решают и постоянно ему указывают, то он приходит к убеждению, что сам может ни за
что не отвечать. У гипертимных подростков еще в младшем (12–13 лет) или среднем (14–15
лет) подростковом возрасте гиперпротекция приводит к резкому усилению реакции эмансипации (жажда самостоятельности, стремление высвободиться из-под контроля). Родители
реагируют на это адекватным, с их точки зрения, способом – еще жестче требуют послушания,

строже наказывают, еще более усиливают контроль, стараются изолировать от сверстников.
Но это имеет только обратный эффект – усиливает реакцию эмансипации. В какой-то момент
такие подростки поднимают бунт против «притеснения», игнорируя все запреты и устремляясь туда, где, с их точки зрения, «все можно» – чаще в асоциальную среду. На подростков с
психастенической, сензитивной и астено-невротической акцентуациями характера доминирующая гиперпротекция оказывает совершенно иное действие – усиливает несамостоятельность, неуверенность в себе, нерешительность, неумение постоять за себя и за свое дело.
3. Потворствующая гиперпротекция. Состоит не столько в усиленном контроле (здесь
подростки способны научиться его обходить), сколько в чрезмерном покровительстве, в освобождении подростка от всех скучных повседневных обязанностей, от необходимости самому преодолевать обычные жизненные трудности. Как указывает А.Е. Личко (1983), в
крайнем варианте потворствующая гиперпротекция получила название воспитания по типу
«кумир семьи». Описанное выше дополняется постоянным восхищением мнимыми талантами и преувеличением действительных способностей ребенка. С детства ребенок растет в атмосфере восторгов, похвал и обожания. Это культивирует эгоцентрическое желание всегда
быть в центре внимания окружающих, ловить полные интереса к своей особе взоры, а все
желаемое получать с легкостью, без особого труда. Потворствующая гиперпротекция рано
или поздно создает для подростка кризисную ситуацию. С одной стороны, с детства утверждается желание всегда быть на виду, лидировать среди сверстников, откуда неизбежными
становятся непомерно высокий уровень притязаний, жажда престижного положения. С другой стороны, потворствующая гиперпротекция мешает выработке навыков систематического
труда, упорства в достижении цели, умения постоять за себя и свои интересы, осуществить
лидерские функции, подчинить себе, руководить другими. При истероидной акцентуации
потворствующая гиперпротекция толкает на психопатическое развитие по этому типу. Также
она способствует развитию истероидных черт на основе лабильной и гипертимной, реже
эпилептоидной и шизоидной акцентуаций характера (Личко А.Е., 1983).
4. Потворствующая гипопротекция. В этом случае недостаток родительского надзора
сочетается со вседозволенностью для подростка за пределами дома – он привыкает к тому,
что за свои провинности он наказан не будет, так как родители любыми путями и средствами
его оградят от этого, обвинив других. Такое воспитание облегчает вступление на путь преступлений.
5. Воспитание в культе болезни. Этот тип неправильного воспитания, как указывает
А.Е. Личко (1983, 1985), был описан Е.С. Ивановым (1980) для детей и подростков с церебральными параличами. А.Е. Личко же наблюдал подобное у подростков, страдающих различными хроническими заболеваниями (например, бронхиальной астмой). На болезни

подростка непрерывно фиксировано все внимание семьи. Незаметно подростку прививается
мысль, что болезнь дает ему «особые права»: все должны во всем идти навстречу, исполнять
желания, ограждать от неприятностей. В итоге культивируется не только эгоцентризм, но и
крайний эгоизм и рентные (доходные) установки. На любые трудности становится ведущим
истерический способ реагирования с ипохондрическими проявлениями. Как указывает А.Е.
Личко (1983), воспитание в культе болезни является одной из форм доминирующей гиперпротекции.
6. Эмоциональное отвержение со стороны родителей. Может быть явным, открытым,
но чаще оказывается скрытым. В первом случае подростку прямо показывают свое холодное
или враждебное отношение, не скрывая, что он – не нужен, мешает жить. Скрытое эмоциональное отвержение наблюдается тогда, когда родители сами себе не признаются, что тяготятся ребенком, гонят от себя подобные мысли, даже возмущаются, если им указывают на
это. Силами разума и воли родители подавляют в себе эмоциональное отвержение к детям
как недостойное и обычно даже обнаруживают гиперкомпенсацию в виде подчеркнутой заботы, утрированного внимания. Но подросток понимает искусственность этих забот, ощущает недостаток искреннего эмоционального тепла. При гипертимной и эпилептоидной акцентуациях ярко выступает реакция эмансипации. Истероиды в этих случаях в подростковом
возрасте продолжают обнаруживать выраженную детскую реакцию оппозиции. Все поступки (непонятные кражи, показной интерес к алкоголю, суицидальные демонстрации, самооговоры в распутстве) используются как сигналы родным, как требование внимания, любви, забот. Другие истероиды, отчаявшись в попытке привлечь любовь к себе, погружаются в мир
фантазий или начинают искать внимание на стороне. Шизоиды на подобную ситуацию, как и
на другие трудности в жизни, реагируют уходом в себя. Неустойчивые не склонны тяжело
переживать эмоциональное отвержение близких. Наиболее сильно такой тип воспитания
бьет по подросткам с лабильной, сензитивной и астено-невротической акцентуациями. Здесь
акцентуация может превратиться в психопатическое развитие по соответствующему типу, а
для лабильной акцентуации – и по неустойчивому типу (Личко А.Е., 1983).
7. Условия жестоких взаимоотношений в семье. Они обычно сочетаются с эмоциональным отвержением подростка. Жестокие отношения могут проявляться открыто – суровыми наказаниями за его даже мелкие проступки, на нем постоянно срывают зло. Но эти же
отношения могут быть скрыты от посторонних взоров – когда в семье царит атмосфера бездушного отношения друг к другу, забота только о самом себе за счет интересов и нужд других, отсутствие всякой взаимопомощи и поддержки (Личко А.Е., 1983, 1985). При акцентуациях характера воспитание в таких условиях особенно пагубно для эпилептоидного и
конформного типов – именно у таких подростов легче всего начинается психопатическое
развитие по эпилептоидному типу (Личко А.Е., 1983).
8. Условия повышенной моральной ответственности. Чаще создаются, когда родители лелеют большие надежды в отношении будущего своих детей. Подросток чувствует, что
от него ждут многого, зачастую совершенно для него непосильного. Большинство подростков, однако, довольно прохладно воспринимает завышенные ожидания родителей и только
при наличии выраженных психастенических черт такое воспитание оказывается труднопереносимым (Личко А.Е., 1983, 1985). Для психастенической и, возможно, сензитивной, акцентуации чрезмерно высокие требования к чувству ответственности являются ударом по месту
наименьшего сопротивления, приводя к затяжному обсессивно-фобическому неврозу или к
психопатическому развитию по психастеническому типу (Личко А.Е., 1983).
9. Противоречивое воспитание. Имеет место тогда, когда в семье каждый из родителей, а
то, еще хуже, и другие ее члены, придерживаются в отношении подростка различных, порой
противоположных воспитательных схем. При этом такие воспитатели конкурируют, а то и открыто конфликтуют друг с другом. Например, могут сочетаться доминирующая гиперпротекция со стороны отца и потворствующая со стороны матери, эмоциональное отвержение со стороны родителей и потворствующая гиперпротекция со стороны бабушки. Подросток оказывается наиболее чувствительным к тому из видов неправильного воспитания, которое адресуется
к месту наименьшего сопротивления его типа акцентуации (Личко А.Е., 1983).
Выше перечислены характеристики акцентуаций характера как пример относительно устойчивого сочетания нескольких черт характера, зная о которых, можно достаточно точно
прогнозировать поведение людей, в нашем случае – авиаспециалистов. Учет акцентуаций
характера в первую очередь необходим при формировании личности курсанта. В качестве
иллюстрации того, как в конкретном случае проявляется акцентуация характера и какие изменения происходят с условно-рефлекторной (изменяемой) частью психики курсанта, рассмотрим личность курсанта с психастенической акцентуацией. При описании этого типа акцентуации характера было указано, что в случае воздействия психотравм у лиц этого типа
легко возникает невроз навязчивых состояний. В описанном ниже мы сможем увидеть и акцентуацию характера (почва) и образовавшиеся на ее основе при воздействии психотравм
невротические симптомы (болезнь).
Как сообщает пилот-инструктор Г.Г. Голубев (1958), курсант школы летчиков Ерофеев
вследствие тяжелых материальных условий в семье, а также того, что в детстве часто и тяжело болел, был физически слабым. В детских играх с товарищами он часто терпел неудачи,
переносил насмешки и побои. Все это породило в нем замкнутость, робость и отчужденность
от коллектива. Однажды упав с лошади, он стал вообще бояться всех крупных животных.
Боялся один ходить в лес, боялся и темноты.
И этот робкий юноша, тяготившийся сознанием, что он слабее физически и слабовольнее
своих товарищей, решив проверить свое здоровье и свои силы – пошел на комиссию, отбиравшую кандидатов в школу летчиков. Ерофеев был убежден, что его забракуют, но испытания прошел успешно и оказался в числе курсантов.
Первое время при обучении полетам Ерофееву часто приходилось испытывать страх.
Страшно было даже садиться в самолет. При этом у него бледнело лицо, на висках проступал
пот, дрожали пальцы рук и колени. В полете у Ерофеева появлялась сильная напряженность.
Когда он полетел с инструктором на фигурный пилотаж, то каждая новая для него фигура
вызывала такой страх, что у него колотило в груди, захватывало дыхание, а руки судорожно
цеплялись за первый попавшийся предмет. Он стыдился всего этого и напрягал все свои силы, чтобы побороть свои страхи.
Стремление Ерофеева к подавлению страха поддерживалось и укреплялось тем, что он
видел некоторые успехи в своих усилиях. При повторном выполнении пугавшей его фигуры
он уже испытывал менее сильный страх, а когда сам пробовал выполнить эту фигуру и убеждался, что она у него получается, что он умеет ее выполнять, чувство страха сменялось радостью. В следующих полетах он уже не боялся выполнять эту фигуру, а со временем стал
стремиться еще лучше освоить ее. С приобретением знаний и опыта росла уверенность курсанта в своих силах, а вместе с ней развивалась и крепла его смелость.
Однажды при выполнении самостоятельного полета у Ерофеева отказал мотор. Он удачно выбрал в поле площадку и посадил на нее самолет. При этом никакого страха не было.
Командир эскадрильи объявил Ерофееву перед строем курсантов благодарность за проявленное самообладание при отказе мотора в воздухе. После этого Ерофеев уже не считал себя
слабее других и не только перестал бояться опасностей, но и ждал случая, чтобы проявить
свою смелость.
Если говорить о том, какое влияние оказывает слово инструктора на курсанта и как необходимо воздействовать на обучающихся, необходимо знать следующее. Как справедливо
отмечает Г.Г. Голубев (1958), в летном обучении, когда учащийся напрягает все свои силы
для успешного выполнения полета, когда он сам еще не видит своих успехов, а видит лишь
только то, что не получается, одно поощрительное слово инструктора удесятеряет его силы.
И наоборот, когда учащийся старается, но допускает ошибку, а инструктор, покачав головой,
скажет: «Ай-ай-ай!» – эти слова ударят его, как обухом по голове.
Курсанту, о котором шла речь выше, повезло с наставниками, и если бы ему достались
другие (грубые, не чуткие) инструкторы, он бы никогда не освоил летную профессию. Из

этого примера (а также многочисленных других, рассредоточенных по всему учебнику) следует вывод – необходимо не отбирать кандидатов на обучение, а грамотно обучать и корректировать существующую структуру психики исходя из того набора условных рефлексов, который сформировался на момент поступления в авиационное училище. Формула «грамотно
обучать, формировать, а не отбирать» подтверждается выдающимся пилотоминструктором Г.Г. Голубевым (1958) следующим образом: «Известно, что в нашей стране
нет (и не было) отбора в авиацию по отдельным чертам характера, нет (и не было) даже
попыток определять смелость юноши, поступающего в летную школу. В авиацию принимают всех желающих стать летчиками, соответствующих требованиям в отношении возраста, состояния здоровья и общего образования. Многолетний опыт показывает, что в
авиацию приходят юноши с яркими чертами смелости и самообладания и юноши с такими
же яркими чертами излишней осторожности, малодушия, робости и даже трусости. Волевые качества поступающих в летные школы различны. И тем не менее почти все поступившие в летную школу становятся волевыми, смелыми летчиками. В летном обучении нередко бывают случаи, когда робкие, неуверенные в своих силах курсанты после нескольких
десятков полетов начинают выделяться из среды сверстников противоположными качествами: уверенностью, самообладанием и смелостью, и это вполне закономерно».
Говоря о чертах характера авиаспециалистов, нельзя переоценить их важность для профессиональной деятельности. В качестве примера, насколько не просто негативными, а без
преувеличения страшными бывают те или иные черты характера, рассмотрим обстоятельства
катастрофы самолета Ан-2 на берегу реки Припять в Киевской области. К сожалению, отчет
комиссии по расследованию этой катастрофы не соответствует истине, и только благодаря
Ю.М. Киржнеру (2009), являвшемуся одним из членов упомянутой комиссии, мы располагаем
полной информацией об истинных причинах произошедшего.
Это был тренировочный полет, и на борту самолета находилось 6 пилотов, которые, сменяя
друг друга в командирском кресле, выполняли имитации захода на посадку и ухода на второй
круг с выпущенными в посадочное положение закрылками. Небольшой разброс обломков самолета на месте падения свидетельствовал, что самолет падал с небольшой высоты. На протяжении
двух дней проводился осмотр фрагментов самолета и сбор их в одно место. За эти дни не возникло какой-либо правдоподобной версии случившегося.
Вероятность столкновения с другим самолетом была отвергнута авиадиспетчерами, со слов
которых в этой зоне никто больше не летал. Опрос инженерной службы показал, что все летавшие в этот день самолеты вернулись без каких-либо повреждений. На третий день один из членов комиссии выдвигает версию, согласно которой могло случиться так, что при планировании
или уходе на второй круг была превышена скорость 140 км/ч, что привело к разрушению или

отрыву закрылка. Действительно, закрылки были сильно искорежены. В опытное конструкторское бюро был отправлен человек, который должен был ознакомить представителей бюро с выдвинутой версией и проконсультироваться относительно последующих действий. Вернувшись
на следующий день, он доложил, что, согласно расчетам, выдвинутая версия может считаться
подлинной, хотя нужно, конечно, подтвердить это статистическими испытаниями на прочность.
Члены комиссии по расследованию отправляются в Киев для оформления акта, но часть людей
(по совершенно банальной причине – недостаточного числа мест в машине) остается до следующего дня. В числе оставшихся был Ю.М. Киржнер.
Слесарь-сборщик, осматривая еще раз обломки, заметил, что на верхнем крыле нет куска
предкрылка – остались только обломанные узлы навески. Было принято решение, что надо обязательно найти этот кусок. Злополучный предкрылок был найден на расстоянии около 500 метров от места падения самолета. Такая удаленность предкрылка от места падения самолета легко
объясняется тем, что на обшивке предкрылка хорошо видна вмятина с рисунком от покрышки
колеса самолета. Причина катастрофы стала понятной: имело место столкновение двух самолетов. Экипаж самолета, колесо которого выломало предкрылок Ан-2, не пострадал и скрыл факт
столкновения (Киржнер Ю.М., 2009)! Ю.М. Киржнер взял с собою поврежденный предкрылок и
попытался показать его остальным членам комиссии, но оказалось, что комиссия «уже состряпала акт», и он уже подписан большинством членов. Такой акт Ю.М. Киржнер подписывать
отказался.
Совершенно понятно, что поведение членов экипажа, скрывших факт столкновения самолетов, вопиющее, но настолько же мерзкое и поведение тех членов комиссии, которые не захотели
изменить своего решения и провести расследование до конца! Описанная выше ситуация демонстрирует, что знание того, на что способен человек (знание его черт характера), это уникальная
возможность прогнозировать его поведение. Напомним: чертами характера называют сложные
индивидуальные особенности, достаточно показательные для человека и позволяющие с известной вероятностью прогнозировать его поведение в определенных ситуациях. Понятно, что никто
бы не захотел работать вместе с теми пилотами, которые скрыли факт столкновения, так же как
с теми членами комиссии, которых волновало лишь скорейшее завершение расследования и нежелание признавать то, что они допустили ошибку. В противоположность этому, поведение
Ю.М. Киржнера – эталон и заслуживает уважения, с этим человеком пожелал бы работать любой!
Выше рассмотрено, какие негативные черты характера были проявлены экипажем самолета, скрывшимся с места столкновения, а также некоторыми членами комиссии по расследованию катастрофы. Рассмотрим примеры, показывающие негативные черты характера
авиадиспетчеров, и то, к каким авиационным событиям они приводят. Высокое самомнение
и агрессивность авиадиспетчера ДПП П.А. С. (Сборник информационных…, 1989) привели 3
мая 1985 года к столкновению воздушных судов Ту-134 и Ан-26 в районе аэродрома совместного базирования Львова (Україна, Львiв). События развивались следующим образом. В 12
ч 12 мин 00 с диспетчер ДПП получил доклад от экипажа Ан-26 о занятии эшелона 3 900 м.
Ошибочно определив местоположение самолета на индикаторе РЛС, диспетчер сообщил
экипажу: «492, удаление 65», и передал указание о переходе на связь с диспетчером районного центра «Восток». Фактическое удаление самолета в этот момент составляло 56 км (Болтачев В.Ю., Хариков А.А., Яблоков М.К., 1995). В 12 ч 12 мин 28 с на связь с диспетчером
районного центра «Восток» вышел экипаж Ан-26, а в 12 ч 12 мин 30 с на связь с диспетчером
ДПП вышел экипаж Ту-134. Диспетчер районного центра, оценив воздушную обстановку в
районе ОПРС «Золочев», проинформировал экипаж самолета Ан-26 о наличии встречного
самолета Ту-134 на эшелоне 4 200 м и в целях обеспечения безопасного расхождения самолетов дал указание следовать на эшелоне 3 900 м.
Диспетчер ДПП, приняв отметку следовавшего впереди в том же направлении самолета
Ан-24 за отметку Ан-26, в 12 ч 12 мин 50 с дал команду о снижении самолета Ту-134 до высоты 3 600 м к четвертому развороту для захода на посадку с курсом 312°, что обусловило
возникновение аварийной ситуации. Несмотря на предупреждение диспетчера районного
центра, прослушивавшего радиообмен диспетчера

продолжение следует...

Продолжение:

Часть 1 7 ТИПЫ ТЕМПЕРАМЕНТА И ХАРАКТЕРА: ИХ ВЛИЯНИЕ НА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ АВИАСПЕЦИАЛИСТОВ
Часть 2 - 7 ТИПЫ ТЕМПЕРАМЕНТА И ХАРАКТЕРА: ИХ ВЛИЯНИЕ НА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Часть 3 - 7 ТИПЫ ТЕМПЕРАМЕНТА И ХАРАКТЕРА: ИХ ВЛИЯНИЕ НА ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ