14 Заключительная

Привет, сегодня поговорим про заключительная, обещаю рассказать все что знаю. Для того чтобы лучше понимать что такое заключительная , настоятельно рекомендую прочитать все из категории Этикет.

 К сожалению, из всех живых существ на нашей планете один только человек – существо разумное. Так что мы можем учиться только друг у друга (хотя иногда нам не помешало бы поучиться и у несознательных существ). Только нас волнуют проблемы потребления, когда мы сыты, у всех остальных они возникают лишь при голоде. Люди делают запасы, значительно превышающие их реальные потребности. Правда, так поступает и хомяк, и поэтому запасливого человека часто с ним сравнивают. Но видели ли вы когда-нибудь хомяка, который выставлял бы напоказ свое имущество и присваивал себе право править всеми остальными? Хомяк наверняка этого не сделает, а среди людей повелось так – если уж невозможно господствовать над остальными, то хотя бы над ними возвыситься, иметь больше, чем у них. А если напомнить о массовом уничтожении материальных ценностей не только во время войн, но и в мирное время, например, чтобы не допустить снижения цен некоторых товаров и чтобы голодный вынужден был сдаться на милость тем, у кого есть средства для утоления его голода?

 Список подобных примеров можно было бы продолжать. На их фоне поведение хомяка выглядело бы очень даже рациональным и целесообразным. При этом разум-то у нас есть, а у хомяка он отсутствует, и в этом заключается один из самых ужасных парадоксов людского существования. Во всей истории человечества именно способность осознавать причины и последствия наших действий представляла трудности.

 Итак, Homo sapiens хотя и стал “разумным”, но он только учится рационально решать проблемы, касающиеся самих основ его существования не только на уровне общества, но и на уровне отдельного человека при удовлетворении его жизненных потребностей.

 Что же делать, если люди целых два тысячелетия привыкали к мысли, что иметь, и, причем как можно больше – единственная гарантия уверенности в завтрашнем дне? Такое трудно преодолеть в течение жизни нескольких поколений. В современных условиях устаревшие привычки иногда смешны, а те, кто их имеет, чаще всего производят трагикомическое впечатление. Но ни самые убедительные аргументы, ни понимание того, какое эстетически негативное впечатление производят их поступки, все же не удерживает людей от них. Речь идет о бессмысленных действиях в основном симпатичных людей, которые в какой-то момент начинают вести себя совершенно неразумно с точки зрения потребительства. Например, строят себе с огромным трудом не дом, а настоящий дворец, а живут в маленькой кухне, или работают, не зная ни сна, ни отдыха, только затем, чтобы купить машину, более роскошную, чем у соседей, или закатят дочери шикарную свадьбу на сотни гостей и потратят на нее все, что сэкономили за всю свою жизнь. Эстетическая сторона их поведения указывает, что у них сохранились чуждые современности устремления, уходящие своими корнями в прошлое.

 Но прошлое оставило нам не только пережитки в сознании и в поведении людей у накрытого стола, оно оставило нам и средства, которыми люди защищались от нечеловеческой власти вещей, которые им в самых суровых условиях помогали сохранить человеческое достоинство, веру в себя и даже ощущать радость жизни в борьбе со всеми невзгодами. Например, Ян Коллар пишет о жатве в конце XVIII века: “На поле приезжают или приходят не только седые старики, но и детки, и младенцы с матерями, если они не могут еще работать и жать, они должны хотя бы присутствовать на поле, собирать колоски, играть с цветочками, лежать в колыбели или корзинке, специально сделанной для этого случая”. Как пишет Коллар, даже на тяжелую работу люди идут не с поникшей головой, а, как он говорит, “каждый славянин несет тяжкое бремя на своем горбе и поет, трудится целый божий день до седьмого пота, переносит голод, жажду и жару, а вечерней порой возвращается с работы с венком на голове и песней, как победитель”.

 Может быть, идеализация Колларом славянского характера вызовет сегодня улыбку. Но не забудем о том, что в его словах существенно: народная песня когда-то действительно помогала преодолевать тяготы суровой жизни и не только противостоять власти вещей над людьми, но и развивать и укреплять людское самосознание, чувство принадлежности человека к семье и национальной общности. Люди пели потому, что чувствовали потребность петь, чтобы скрасить свою жизнь. Песня, конечно, не могла изменить их тяжкую судьбу, но приносила человеку облегчение. Благодаря ей целые поколения в условиях социального и национального порабощения сохраняли и развивали основные позитивные ценности человеческой жизни.

 Сравнивая прошлое с настоящим, мы откроем интересный, но неприятный парадокс в механизмах социального поведения человека. То, что в них сохраняется, скорее негативно, а то, что было позитивной стороной этих механизмов безвозвратно уходит в прошлое. Это касается и отношения людей к эстетическим ценностям, по крайней мере, к некоторым из них. Сегодня все мы сыты, но многие не только собирают сухари, но и занимаются бессмысленным накопительством ненужных вещей. По дороге на работу и с работы, хотя нам уже не приходится преодолевать трудный путь пешком, и мы ездим автобусом или даже в собственной машине, мы не только не поем, но еще и ворчим, вечно чем-то недовольные. К сожалению, негативные стороны в нашем поведении сохраняются. Поэтому мы должны усиленно формировать и развивать позитивные ценности, которые помогали когда-то людям противостоять жизненным невзгодам и были сами собой разумеющимися. Негативные явления в нашем сознании стали анахронизмом, от которого мы должны избавляться. Анахронизмом можно назвать и многие правила и привычки во взаимоотношениях людей.

 Задача общества устранить принуждение и голод, то есть факторы, которые в прошлом диктовали каждому человеку, что он должен делать, и создать такие условия, при которых характер и цели своей деятельности люди могут выбирать из как можно более широкого круга возможностей. Чем богаче эти возможности, чем последовательнее общество преодолевает и устраняет тысячелетние оковы, сковывавшие людей, тем меньше усилий требуется людям, чтобы отстоять свое достоинство и сделать жизнь сносной, в том числе с помощью эстетических средств, к которым относится, например, народная поэзия. Разумеется, они не теряют свою значимость и сегодня, но меняются их функции, и, как и другие ценности, они становятся предметом сознательного выбора людей. Это означает, что эстетические ценности нужны нам и сегодня, но используем мы их иначе и для совершенно других целей, чем в прошлом.

 Если глубоко укоренившаяся неуверенность всегда вынуждает людей вести себя глупо и бессмысленно, то ничто не мешает нам вести себя разумно. Такое поведение в высшей степени общественно необходимо, оно во все большей мере зависит от нас самих. Только от нас зависит, будет ли богато накрытый стол еще и красивым и будет ли приятно за ним сидеть. И хотя о столе со всякими яствами, предназначенными для еды, речь идет лишь образно, начнем для наглядности размышлять о настоящем столе, накрытом для обеда.

 Что же, собственно говоря, в еде прекрасно, и почему свои основные биологические потребности люди удовлетворяют так сложно? “Голод – есть голод, но голод, заглушаемый отварным мясом, разрезаемым ножом и вилкой, совсем другой, чем тот, когда заглатывается сырое мясо, разрываемое руками, ногтями и зубами”. Может быть, у кого-то это утверждение Маркса вызовет возражения. Ведь мы не едим сырое мясо, и потом – какая разница, едим ли мы его руками или ножом и вилкой? Ведь не так давно и во время пиров в роскошных дворцах ели руками, причем пирующие часто лишь символически омывали пальцы в сосудах с водой, которые приносили им слуги. В конце концов, есть можно и деревянными или металлическими палочками, кто ими ел, подтвердит, что это и практично и приятно. Особенно если восточная хозяйка предложит гостям перед едой вытереть руки намоченным теплой водой махровым полотенцем и если то же самое с поклоном сделает и после еды. Это не только соблюдение требований гигиены, но и символическое начало и конец пиршества.

 Несомненно, соблюдать во время еды требования гигиены и есть из чистой тарелки важно, но почему, собственно говоря, надо держать вилку в левой, а нож в правой руке? Правда, большинству людей удобнее резать мясо правой рукой, правда и то, что лучше не есть с ножа, так как это опасно. Но с другой стороны, пораниться можно и вилкой, и уж вряд ли можно предположить, что тот, кто пользуется комплектом приборов, будет более сыт и здоров, чем тот, кто ест одной ложкой. А не зря ли люди все это выдумали? Речь идет всего-навсего об удовлетворении наших самых элементарных потребностей. Так что на первый взгляд вопрос правомерен, если учесть, что правила поведения за столом в разных странах различны, и трудно сказать, какие лучше других. Наконец, когда нам нужно быстро поесть, мы заходим в бистро и едим стоя или же покупаем сосиску с рогаликом и съедаем ее по дороге в трамвае. Но делаем это только, когда хотим заглушить голод, заставить замолчать желудок, который нам настойчиво напоминает, что он пуст. Но когда мы хотим поесть не торопясь, мы идем в ресторан или стелим белую скатерть на стол дома, даже если к ужину у нас только картофельные лепешки.

 А в торжественных случаях на столе сверкают хрустальные бокалы, трапеза состоит из нескольких блюд, и каждое замечательно уже своим внешним видом.

 Одним словом: насытиться можно как угодно, но хочется есть в хорошем расположении духа. Еда – это процесс, в результате которого мы хотим не только утолить голод, но и получить от еды удовольствие. Так упрощенно можно охарактеризовать разницу между двумя видами голода: животного и культурного. Соблюдая определенные правила, мы делаем из застолья ритуал, особый процесс, смысл которого заключается не только в приеме пищи, но и в удовлетворении многих других человеческих культурных потребностей. К накрытому столу мы садимся не просто, чтобы поесть, а чтобы сделать это определенным образом и ко всему прочему пообщаться с людьми. Поэтому не только цель этого занятия, но и оно само стали нашей потребностью.

 Вилка и нож нам нужны не столько для того, чтобы насытиться, сколько для того, чтобы есть так, как нам было бы принято, чтобы мы осознавали принадлежность к определенному человеческому обществу (которое ест именно так); нам нужна уверенность, вытекающая из этого сознания, и множество других ощущений и переживаний в своей сущности эстетических или эстетически обусловленных.

То, что относится к еде, относится и к любому потреблению. Об этом говорит сайт https://intellect.icu . Мы строим себе жилища, которые от пещер, где жили наши предки, отличаются не только тем, что они теплее и суше, но главным образом тем, что позволяют нам жить так, как в пещере было невозможно. У нас имеются отдельные комнаты, каждая из которых служит иной цели, а их отличие мы подчеркиваем обстановкой и убранством. Мы встречаемся в гостиной, а на ночь идем в спальню, еду готовим на кухне, а гостей принимаем в зависимости от того, кто это – близкие люди, знакомые или же редкие гости. Культура нашего жилища зависит, само собой разумеется, от размеров нашей квартиры. Но даже если она небольшая, в ней можно жить культурно, а можно и в большой жить почти пещерной жизнью. Все зависит от того, как мы пользуемся квартирой. Молодожены, получившие жилье, не только радуются, что оно у них есть, но и строят планы, как они будут в своей квартире жить, как ее обставят и т.д. И это важнее, чем сама квартира, – точно так же, как нам важна еда не только сама по себе, но и сам процесс застолья.

 Эта подчиненность материального духовному определяет истинно человеческий культурный интерес к вещам и человеческий способ их продуктивного и творческого использования. Именно поэтому мы хотим, чтобы наше жилище было красивым, оригинальным и хорошо обжитым, чтобы каждый, кто к нам придет, видел не только то, что у нас есть средства, но и, прежде всего то, каковы мы и как живем. Благодаря этому вещи становятся выразителями наших жизненных ощущений, нашего образа жизни.

 Поэтому наши предки с уважением относились к столу, за которым они ели, причем настолько, что когда в их дом приходило несчастье, например, случался пожар, они выносили из горящего дома, прежде всего стол. Тяжелые дубовые столы были для этого специально приспособлены, их можно было быстро разобрать, иначе они не прошли бы через дверь. Откуда такое уважение к обычному столу? За столом собиралась вся семья, еда, хотя и скромная, была заработана тяжким трудом, поэтому стол, на который ставили хлеб, заслуживал уважения, на него клали и новорожденного, продолжателя рода, представители которого каждый день собирались именно за этим столом.

 Таким образом, стол в представлении людей превращался из собственно предмета в многозначный символ, включающий в себя, в частности, различные виды деятельности так или иначе связанные с этим столом. С этой точки зрения, как видим, нет большой разницы между творчеством и таким подходом к вещам. 
И то и другое оказывается продуктом культуры, и их культурная значимость проявляется с особой силой в их эстетической функции. Если кому-то надо лишь, чтобы его стол, квартира, машина или что-либо другое ошеломили других высокой ценой, роскошью, необычностью и еще бог знает чем, то это типичный случай непродуктивного потребления, когда вещь нужна человеку не для себя и своего развития, а для совершенно других целей. Такому человеку недолго стать рабом собственного стола, тогда как при продуктивных, творческих формах потребления вещи должны служить человеку. Лишь в этом случае они приобретают для нас особую ценность.

 Способ использования вещей меняется, поэтому меняется и его формальная, ритуальная сторона. И семья сегодня совершенно другая, чем сто лет назад. Поэтому меняется и будет меняться и характер застолья. И не только это. Подлинно человеческое потребление в отличие от примитивного, удовлетворяющегося сырым мясом, разрываемым зубами и ногтями, всегда сохраняет свой обрядный, а поэтому и эстетически функциональный характер. По мнению некоторых теоретиков, красота всегда связана с технологией культурной деятельности, то есть с тем, как мы творим, насколько творчески потребляем, творчески живем. Именно так форма удовлетворения наших потребностей сама превращается в потребность. Из потребности в пище возникает потребность застолья, определенный способ застолья удовлетворяет нас эстетически, становясь, таким образом, предметом эстетических потребностей. Поэтому Маркс прав, когда утверждает, что голод, удовлетворяемый с использованием определенного ритуала, совершенно иной, чем тот, у которого нет другой цели, кроме как набить желудок.

 Правда, пиршества не бывают и не могут быть каждый день, и не только поэтому, что столько есть невозможно, но сам ритуал застолья утратил бы свою прелесть. Его эстетическая значимость со временем приблизилась бы к нулю. Это следующий серьезный вывод, который обнаруживает существенную тайну прекрасного: оно должно быть всегда редким, исключительным, необычным. Это не означает, что мы встречаемся с ним от случая к случаю, напротив, прекрасным может быть все что угодно и его можно встретить когда угодно, если будут соблюдены определенные правила. К ним относится и то, что прекрасное мы всегда воспринимаем на фоне если не безобразного, то, по меньшей мере, эстетически нейтрального, серого, неинтересного, бесцветного. А так как неинтересной может стать и технология ритуала, если мы ее используем слишком часто, нам не останется ничего другого, кроме как приберечь эту технологию для редких случаев либо периодически ее обновлять и видоизменять.

 Ориентиром человеку должна служить эстетическая норма. Но это не только неизменное правило, которое надо учитывать и применять механически.

 Эстетическая норма – это общественно обусловленный взгляд на эстетическую ценность определенной деятельности, который служит не только как средство эстетической оценки этой деятельности, но и как правила, которые эту деятельность должны регулировать. Различие между эстетическими, юридическими и другими нормами заключается в том, что эстетическая норма не обязательно должна точно соблюдаться, то есть она будет использоваться в каждом случае особо, индивидуально. Эффективно эстетическую норму можно использовать только творчески – рабское следование ей не дает желаемого эффекта.

 Любая такая норма предполагает исключение, так как используется она особо, в соответствии со смыслом деятельности, которая должна носить эстетический характер. Поэтому эстетическая норма – это правило, которое допускает исключения и учитывает их, так как требует, чтобы она использовалась дифференцированно.

 Это означает, что эстетическая норма не приказывает делать что-то лишь одним привычным способом, а принимает во внимание различные ситуации и требует от нас поведения, которое соответствует этим ситуациям. В случае застолья мы различаем торжественные и будничные, исключительные и повседневные ситуации и каждой из них мы придаем эстетический характер иначе и в различной степени. Иногда может не быть ни вилки, ни ножа, но зажариваемая на костре свинина, жир из которой капает на хлеб, будет на лоне природы вкуснее, чем что-либо другое. При этом такой обед или ужин будут эстетически функциональны и своей исключительностью придадут особенный характер и таким ситуациям, когда мы едим совершенно нормально, то есть ни празднично, ни по-туристски. Диапазон от обеда у костра до праздничного застолья находится в рамках эстетической нормы и является даже условием эстетической функциональности деятельности, которая перестала бы быть эстетически эффективной, если бы в рамках нормы она не видоизменялась.

 Этот пример раскрывает нечто чрезвычайно важное. Недостаточно освоить, скажем, правила застолья или какие-либо другие правила пользования тем, что является предметом наших потребностей, чтобы эта деятельность носила эстетический характер. Чтобы она действительно была таковой, в рамках нормы мы должны найти и оценить конкретную ситуацию и избрать такую “технологию” удовлетворения потребностей, которая соответствовала бы этой ситуации. Действовать, вести себя в соответствии с эстетическими нормами – значит чувствовать ситуацию и использовать эстетическую норму способом, которого данная ситуация требует. Иначе даже самый сложный обряд перестанет быть эстетически функциональным. Прекрасное не переносит строгий этикет, безразличный к практическому смыслу наших действий.

 Напомним, что этикет – совокупность правил поведения в обществе и контактов между людьми. Строгое соблюдение определенного этикета без учета меняющихся обстоятельств может производить комичное, отталкивающее впечатление, как проявление неспособности осознать действительную ситуацию и приспособиться к ней.

 Этикету близок бонтон – то есть изысканные манеры и поведение в обществе.

 Известны аристократический этикет и мещанский бонтон.

 Эстетизация нашего поведения не тождественна соблюдению определенных норм, учет этих норм имеет эстетическую значимость лишь тогда, когда с их помощью мы выражаем нечто человеческое, когда они имеют для нас позитивный человеческий смысл.

 С точки зрения приема пищи это не имеет особого значения, но по отношению к нашим более сложным общественным потребностям это чрезвычайно важно. Поэтому мы соблюдаем ритуал застолья и правила, по которым он протекает. Тем самым мы проявляем уважение, прежде всего к самим себе и к другим людям, не только к тем, с кем мы сидим за одним столом, но и к тем, что вырастили хлеб, который мы едим, и бесчисленному множеству других, кого мы даже и не знаем. Для нас важно сознание, что мы принадлежим к числу этих людей. Это более серьезно, чем мы об этом в каждодневной спешке думаем. Мы утверждаемся в нем, кроме всего прочего, и эстетизацией нашего потребления.

 Но ритуальный характер нашего поведения сам по себе не является гарантией позитивной эстетической значимости. Каждый обряд имеет совершенно конкретный смысл, а если он его потеряет, то перестанет действовать эстетически, или же его позитивное влияние превращается в негативное. Когда кто-то намеренно демонстрирует свою власть над другими, нас возмущает это так же, как если бы кто-то с помощью чуть ли не мистических обрядов открыто провозглашал свою ненависть и злобу. Свастика, горящие кресты ку-клукс-клана – это символы некультурности тех, кто ненависть возводил и возводит в жизненный принцип. Эстетика таких обрядов вызывает в нас чувство сопротивления и отталкивает нас именно тем, что она выражает

 С подобным обрядом с негативным эстетическим действием мы можем встретится и за накрытым столом, стоявшим когда-то в пиршественном зале средневекового замка. Здесь до сих пор сохранились каменные корытца, предназначенные для того, чтобы пирующие могли опорожнить свои желудки, когда были не в силах уже есть дальше, но хотели продолжать участвовать в пиру. Пир длился иногда по несколько дней, и пирующие отличались от бедноты под крепостными стенами тем, что имели возможность есть, пока могли. Так феодалы подчеркивали свою значимость, демонстрируя свое превосходство над другими. И в этом случае застолье превращалось в ритуал и символ, но это был символ бесчеловечной власти, подтверждавшей ненормальность отношений, при которых один голодает, а другие не только переедают, но и находят в этом подтверждение и свидетельство своей власти над остальными.

 Средневековье давно отошло в прошлое, но грубое, выставляющее себя напоказ потребительство не исчезло. Немало примеров подтверждает, что оно живо до сих пор. Все еще существуют люди, которые ведут потребительский образ жизни и находят для него оправдание и обоснование. Богато накрытый стол, который был когда-то привилегией господствующих классов, становится сегодня доступным всем.

 И мы во второй половине XX века учимся жить в условиях материального достатка, который когда-то был привилегией небольших групп людей. В прошлом в таких условиях не было иного образа жизни, кроме потребительского, и хотя он бессмыслен, преследует корыстные цели и свидетельствует об отсутствии культуры, он все же привлекает многих людей. В частности, потому, что он прост и примитивен: предписывая готовые образцы потребительского поведения, он не требует ничего взамен, кроме платы наличными.

 Там, где этот образ жизни стал общепризнанной нормой, можно купить действительно все что угодно вплоть до уважения и поколения со стороны других людей. А что нельзя купить за деньги, можно заставить хотя бы делать вид – например, изображать любовь или дружбу. Но по-настоящему прекрасную жизнь невозможно купить ни за что на свете, и никому ее нельзя подарить.

 Социологические исследования последних лет показывают, что некоторые молодые люди, живя с родителями, привыкают к достатку, и когда заводят семью и им приходится жить на собственную зарплату, начинают испытывать неудовлетворенность, чувство несправедливости к ним. Как это так – нет денег на то, на что раньше их тратили не задумываясь?! И если такие люди не способны заполнить дни своей жизни ничем другим, кроме как приобретательством, на которое у них к тому же не хватает денег, то они оказываются действительно в сложной ситуации. Но нормально ли это? Люди такого склада даже при достатке средств вечно своей жизнью недовольны.

 Ведь нет на свете такой вещи, только ради обладания которой стоило бы жить. Конечно, одними идеалами тоже сыт не будешь, но материальные ценности имеют смысл лишь как средства для достижения духовных ценностей, которые мы называем счастьем, удовлетворенностью, любовью, дружбой, для занятия тем делом, которое нас к этим духовным ценностям приближает. А сколько материальных средств нам нужно для того, чтобы наша жизнь была по-настоящему прекрасной и счастливой? Некоторым сколько ни имей – все мало, а кто-то довольствуется совсем немногим. Это зависит от того, как мы с деньгами обращаемся и для чего они нам нужны.

 С предметами долгосрочного потребления дело обстоит так же. Они нужны для жизни, и чем наша жизнь сложнее, тем больше их нам нужно. Но мы живем не для них. Стоит только подпасть под их власть и начать думать, что в них счастье, как мы окажемся от них зависимыми и растратим свою жизнь по пустякам. Верным признаком власти вещей над людьми является зависть. Завистники кипят злобой, если видят, что кто-то богаче их, и стремятся разжечь зависть в других, в тех, кого им удается в чем-то “переплюнуть”. Однако и это не приносит удовлетворения, и тот, кто полон зависти, лишается покоя навсегда. Зависть пагубна не только для завистника, но и для его окружения, так как она разделяет людей и восстанавливает их друг против друга. Сколько дружеских и других прекрасных человеческих отношений гибнет из-за зависти.

 Некоторым кажется, что если разделить все поровну, то зависть исчезнет. Но это лишь кажется, так как уравниловка – это до конца доведенный принцип: “Пусть ни у кого не будет больше, чем у меня”. Корни этого принципа – в зависти, которая делает человека, прежде всего собственником и часто никем другим. Поэтому – пусть у каждого будет столько, сколько он служил и пусть человек распоряжается заработанным с пользой для себя.

 Но и заработанное собственным трудом можно израсходовать нерационально, даже если речь идет о предметах длительного пользования. Мебель, которая покупается только для того, чтобы ошеломить гостей, была, собственно говоря, зря изготовлена, как и шикарный автомобиль, которым владелец не пользуется и держит его лишь для престижа. От пустоты и скуки в роскошно обставленной квартире никуда не деться, не спасет от них ни дорогая японская стереоаппаратура, ни цветной телевизор, ни прочие дорогостоящие средства для записи и воспроизведения самых редких культурных ценностей, если владелец преследует всем этим только одну цель – показать свое высокое положение в обществе. Культурные ценности могут радовать в атмосфере творчества, творческого отношения к жизни. И только в такой атмосфере они функциональны. Вовсе не обязательно, чтобы это было научное или художественное творчество, достаточно нашего желания создать тот микромир, который мы называем домом, домашним очагом, и сделать его таким, чтобы хорошо и уютно чувствовали себя в нем не только гости, но и прежде всего мы сами. Стремление к эстетизации домашнего очага – это не просто вершина творчества, оно способствует формированию творческого характера всей нашей деятельности. Это стремление заставляет нас постоянно что-то выдумывать, комбинировать, искать новые идеи, пробовать осуществлять смелые проекты. Такой подход не позволяет нам слепо копировать, механически повторять, подражать другому. Поэтому эстетическое освоение действительности – одно из условий творческого использования и таких ценностей, которые предназначены для длительного удовлетворения наших не только материальных, но и духовных потребностей.

 Совершенно извращенное отношение к этим ценностям наблюдается у людей, поклоняющихся им как божествам. Снобизм – заразная болезнь, бесконечное число раз осуждавшаяся, но каждый раз оживающая в новом виде.

 Снобизм проявляется в высокомерном поведении, которое должно прикрыть внутреннюю пустоту человека. Это поверхностное отношение к определенным ценностям, диктуемое, как правило, модой; посредством него сноб стремится занять особое положение среди других людей, над которыми он хочет возвыситься и которым дает понять свое мнимое превосходство. Сноб зависим от вещей и принципов, которым он служит, но эту зависимость он выдает за свое преимущество и воображает, что именно она придает ему отпечаток возвышенности и исключительности.

 Сноб всегда прекрасно отдает себе отчет в том, как надо вести себя, что нужно, чтобы произвести соответствующее впечатление. Поэтому сноб кичится своим отношением к искусству, он в курсе всех светских сплетен, никогда не упустит случая похвастаться своим вкусом, точно соответствующим моде. Сноб любит выказывать свое презрение к тем, чьи эстетические переживания и вкусы не соответствуют его вкусам, и добивается, чтобы другие признали его авторитет. Сноб хвалится и всем остальным: материальными благами, положением, званием, чем угодно. Но если бы дело было только в хвастовстве, то это было бы не так страшно. У всех у нас есть свои слабости. Но сноб тратит столько энергии на то, чтобы обратить на себя внимание, что у него не останется ни времени, ни сил, ни воли, ни желания по-настоящему воспользоваться всеми теми благами и ценностями, которые он выставляет напоказ и которые нужны ему лишь для прикрытия его внутренней пустоты. Он профанирует истинные ценности, наносит тем самым вред не только самому себе, но – ввиду заразительности снобизма – и всему обществу.

 От всего, что бы сноб ни делал, чем бы он себя ни окружал, веет холодком и бесприютностью, как от пустого дома, превращенного в склад мебели, в котором никто не живет. Отсутствие подлинного интереса к ценностям, которыми сноб гордится и которыми окружает себя, приводит к угасанию их эстетических функций, так как любая ценность живет и сохраняется лишь при истинно творческом подходе к ней. Маркс обращает внимание на то, что даже изделие приобретает свой окончательный вид лишь в потреблении, поскольку от потребления также зависит, чем изделие станет с точки зрения его ценности. Пустота развиваемой снобом деятельности приводит к эстетической девальвации предметов изображаемых им потребностей. И сноб, хочет он того или нет, подменяет красоту помпезностью, юмор – злословием, действительные переживания – сентиментальностью и т.д.

 Рассуждения о снобизме носят несколько абстрактно-морализаторский оттенок, ибо мало кто признается, что сказанное относится к нему. В действительности снобизм угрожает каждому, так как никто из нас не может полностью избавиться от привычки подражать другим, а снобы как раз те люди, что с радостью предлагают себя в качестве образца для подражания. Часто, оказавшись в новых ситуациях, мы, будучи беспомощны, берем в пример более опытного, поднаторевшего. Мы можем не быть снобом, но вскорости им стать, ведь подражание удобно, человек быстро к нему привыкает, и кто не устоит перед искушением, тот, считайте, подал заявление о приеме в клуб снобов. Это относится и к интерьеру нашей квартиры, и к выбору профессии, и способам развлечений и т.д.

 Чем больше у человека возможностей для выбора, тем труднее выбор. В этом отношении всегда тяжелее тому, кто сидит за богатым столом, чем тому, кто жует сосиску с рогаликом. Но отрицание материальных ценностей – это не решение проблемы, поскольку аскетизм нам чужд так же, как и его противоположность – гедонизм.

 Аскетизм – жизнь в излишнем воздержании и отказе от чувственных радостей, которые нам приносит материальный мир и связанная с ним деятельность. Аскет намеренно отказывается от радостей жизни, причем, как правило, он обосновывает свое поведение служением высшим абстрактным принципам. Типичным примером аскетизма была жизнь пустынников или некоторых монахов.

 Гедонизм – образ жизни, при котором высшей жизненной целью считаются чувственные радости и наслаждения. Эстетическим ценностям иногда тоже приписывалась лишь гедонистская функция, лишь то, что они должны приносить человеку удовольствие и наслаждение.

 Эти две крайности настоятельно напоминают нам о необходимости чувства меры во всем, что мы делаем. Под мерой мы понимаем количество, размер и форму, определенный уровень отношений и т.д. При превышении меры меняется значимость явлений, которых соответствующая мера касается. Например, то, что полезно, после превышения меры может стать вредным, то, что хорошо, может превратиться в зло. Каждая вещь и каждая деятельность имеют свою меру, которую надо соблюдать. Например, известно, что даже рассказ о трагическом случае может слушателей рассмешить, если рассказчик преступит меру и будет слишком подчеркивать те моменты, которые, по его мнению, могут усилить трагическую суть события. Подобно этому человеку, знающий множество анекдотов, может всем в компании испортить настроение, если вовремя не закроет рот. Но здесь мы уже заговорили об эстетической мере.

 Эстетическая мера – культурно-исторически обусловленный и соразмерный своему предмету уровень существования, касающийся формы, количества, размера и отношений, в которых соответствующее явление находится. Эстетическая норма всегда включает в себя эстетическую меру как количественное выражение определенного взгляда.

 Учет эстетической меры необходим как по отношению к отдельным видам деятельности, так и к целому, ими образуемому, или к целому, состоящему из эстетически функциональных предметов. Квартира, обставленная самой красивой мебелью, не станет красивой до тех пор, пока нам не удастся установить соответствующую функциональную взаимосвязь между отдельными предметами обстановки. В зависимости от того, как мы расставим мебель, вид квартиры может действовать успокаивающее или вызывать тревожное чувство. Людей, живущих в ней, расстановка мебели может объединять или разделять. Может даже оптически увеличивать или уменьшать размеры комнат, подчеркивать их доминирующую функцию и иметь множество других значений. Может действовать и совершенно хаотически. При этом эстетическая мера ни отдельных вещей, ни образуемого ими целого не дана на все времена как неизменное правило. Она должна соответствовать характеру деятельности людей, которым, например, жилище служит, а этот характер меняется в зависимости от их профессии. Поэтому нужно снова искать, открывать и дифференцированно использовать соответствующую эстетическую меру согласно особенностям той или иной ситуации.

 О том, что эстетическая мера со временем меняется, красноречиво свидетельствуют, например, фильмы старых времен, герои которых производят часто комичное впечатление лишь потому, что их поведение кажется нам чересчур патетическим. Сегодняшние кинотеатры гораздо менее экспрессивны, более скупы на эффектные жесты и позы, но проблема не только в том, что изменились средства художественного выражения. Аналогичное впечатление производят и записи спортивных мероприятий, не имеющих с актерской игрой ничего общего. А вспомните, как выглядят люди на старых фотографиях! Упитанные красавцы начала века сегодня наверняка изводили бы себя диетой для похудания. Это лишний раз доказывает, что с изменением жизни людей меняется и эстетическая мера.

Я что-то не договорил про заключительная, тогда сделай замечание в комментариях Надеюсь, что теперь ты понял что такое заключительная и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Этикет