6 Этикет Нового времени XVII – XVIII вв

Привет, сегодня поговорим про этикет нового времени xvii – xviii вв, обещаю рассказать все что знаю. Для того чтобы лучше понимать что такое этикет нового времени xvii – xviii вв , настоятельно рекомендую прочитать все из категории Этикет.

В эпоху средневековья, в эпоху безраздельного господства церкви в духовной жизни общества, основной идеей становится мысль о ничтожестве человека перед лицом всемогущего бога. Всякое проявление земной активности – результат злой воли человека, поэтому следует отвергать земное как ложное, злое и безобразное. “недосягаемый нравственный образец для стада Христова” – это спасающийся от соблазнов мира отшельник. Пословице античности “в здоровом теле – здоровый дух” противопоставлена церковно-христианская мудрость: “телесная немощность – необходимое условие силы духа”.

Эта система ценностей, питаемая религиозным фанатизмом, сама была плодом всеобщего и жесточайшего подавления человеческой активности.

Такая система ценностей не могла бы существовать дальше, так как надвигались глобальные изменения в отношении миропонимания и оценки места человека в этом мире.

Наступала эпоха Возрождения – эпоха вызревания капитализма и постепенного оформления его идеологии, его системы духовных ценностей. Не бог, но человек, утверждается постепенно в центре вселенной, и мерой всех вещей оказывается человеческая природа. Этическая и эстетическая мысль первоначально обнаруживается в поэзии, в причудливом сплаве художественно-философской, художественно-научной и фантастической литературы, подобной трактатам “О героическом энтузиазме” Дж. Бруно, “О наслаждении, как истинном благе” Лоренцо Валлы, роману “Гаргантюа и Пантагрюэль” Рабле и “Опытом” Мишеля Монтеня.

Лоренцо Валла в своем учении за исходное берет человеческую природу, полагая, что эгоизм, то есть, в сущности, чувство самосохранения, прирожден человеку. Человек по своей природе стремится к удовольствию и старается избежать страдания. Именно в этом “пружина” всех человеческих поступков. “Благо все то, что полезно мне”, – таков постулат Валлы. В трактате он высмеивает фальшь, ханжество и, главное, противоестественность монашеских добродетелей. Высшая ценность – не просто человек, а “Я” – самое близкое и самое ценное для каждого. “В первую очередь думай о себе, во вторую – о своих близких и в последнюю – обо всех остальных”.

Мыслители, поэты, художники Возрождения (Пико де ла Мирандола, Дж. Бруно, Леонардо да Винчи, Дюрер, Петрарка, Франсуа Рабле) прославляют красоту, силу, неограниченные возможности человека. В отличие от античных и средневековых мыслителей в “иерархии ценностей” авторов периода Возрождения на первом месте – польза, на втором – красота и где-то потом – добродетель. Лоренцо Валла, впрочем, готов отдать первенство красоте, поскольку она всегда связана со здоровьем: “Теперь скажу о благах тела, из которых самое главное – здоровье...” “И никто не станет отрицать, что мужчины и женщины рождаются с красивой внешностью и склонностью к взаимному расположению, чтобы наслаждаться, взирая друг на друга и живя вместе”.

Лучшие черты гуманизма Возрождения выразил Мишель Монтень (1533 – 1592). Великий моралист Франции Монтень был поклонником золотой середины и существующего порядка вещей, которые он считал необходимым для душевного спокойствия каждой отдельной личности. Плодом его наблюдений были знаменитые “Опыты”, которые вышли в Париже в 1580 году. Основной чертой морали Монтеня было стремление к счастью. Тут на него оказали большое влияние Эпикур, Сенека и Плутарх. Учение стоиков помогло ему выработать то нравственное равновесие, ту философскую ясность души, которые стоики считали главным условием человеческого счастья. По мнению Монтеня, человек существует не для того, чтобы создавать себе нравственные идеалы и стараться к ним приблизиться, а для того, чтобы быть счастливым.

Считая, подобно Эпикуру, достижение счастья главной целью человеческой жизни, он ценил нравственный долг и самую добродетель настолько, насколько они не противоречили этой верховной цели; всякое насилие над своей природой во имя отвлеченной идеи казалось ему безумием. Монтень считает самыми важными обязанностями человека обязанности по отношению к самому себе. Они исчерпываются словами Платона, приводимыми Монтенем: “Делай свое дело и познай самого себя!” Последний долг, по мнению Монтеня, самый важный, ибо, чтобы делать успешнее свое дело нужно изучить свой характер, свои наклонности, оценить свои силы и способности, словом – изучить самого себя.

За обязанностями человека по отношению к себе следуют обязанности по отношению к другим людям и обществу. Принцип, которым должны регулироваться эти отношения, есть принцип справедливости; каждому человеку надо воздавать по заслугам, не забывая справедливости, прежде всего, по отношению к самим себе. Он был далек от обожествления человека в духе итальянских гуманистов. Его тезис: “человек – произведение природы, ее часть” – означает, что человек не лучше и не хуже иных созданий природы. Самопрославление человека, стремление поместить его в центр мироздания стоят не больше, чем рассуждения гусенка, возомнившего себя средоточием мира. Не считая человека от природы ни добрым, ни злым, Монтень видит высшие духовные ценности в гуманности, честности, справедливости. Он говорит о “естественной добродетели”, свойственной “людям простого звания, не испорченным фальшью и лицемерием отношений высшего общества”, и находит, что к числу достойных представителей человеческого рода относятся именно простые люди и мудрецы. Твердость нравственных принципов отнюдь не противоречит жизнерадостному, полнокровному мировосприятию. Говоря о взаимосвязи внешней (физической) и внутренней (духовной) красоты, Монтень подчеркивает: “Не следует по чертам и выражению лица определять внутреннее существо человека и предугадывать его судьбу... Внешний облик сам по себе мало что доказывает, хотя некоторое значение ему придавать можно. И если бы мне пришлось кого-то бичевать, я бы гораздо сильнее хлестал тех злодеев, которые нравом своим нарушают обещания, начертанные, казалось бы, природой на их лицах: я бы жестче карал зло, скрывающееся за привлекательным обличием.”.

По мнению Монтеня, цель воспитания состоит в том, чтобы сделать из ребенка, прежде всего, человека вообще, с развитым умом, твердой волей, благородным характером, который умел бы наслаждаться жизнью и стоически переносить выпадающие на долю несчастья. Этот раздел “Опытов” Монтеня оказал самое большое влияние на всю последующую педагогику.

Идеология буржуазии XVII – XVIII вв. взяла из богатейшего наследства Возрождения некоторые мысли. Например, об утверждении естественной, а не социальной основы единства добра и красоты: человек – часть природы, и все его качества и поступки сообразны его природе. Лучший завет Возрождения – мечта о гармонии личности, о неразрывности связи добра и красоты – остался в то время непонятным.

В учении Давида Юма (Англия) нормой оказывается утонченной вкус – единственный законодатель как в области морали, так и в области искусства. Добродетель и красота взаимосвязаны и представляют соединение полезного и приятного как для самой личности, так и для общества. В мире и в обществе соблюдается относительная гармония, не столь, разумеется, совершенная, как та, что предполагала источником творца.

Красота в английской философии занимает подчиненное положение: материалист Гоббс ею просто пренебрегает, Локк видит смысл красоты в смягчении нравов, в основе “возвышенного” лежит стремление к самосохранению, а “прекрасного” – стремление к общительности. Оба стремления коренятся в человеческой природе и проявляются в эгоизме и в чувстве любви к себе подобным. “Прекрасно все, что возбуждает любовь”.

В эпоху, когда буржуазия боролась с абсолютизмом, дворянством и духовенством, было популярно учение энциклопедистов о связи общего и личного интереса на основе “изначального эгоизма” индивида. Ж.-Ж. Руссо писал, что искусство, как и науки, привели к порче нравов, они “украшают гирляндами цветов железные цепи, сковывающие людей”. “Человек по природе добр”, но то, что “выходит хорошим из рук мироздателя, вырождается в руках человека”. Руссо резко противопоставляет этическое начала в человеке. В этике проявляется природная неиспорченность, естественность, свобода. А в эстетике, которую Руссо отождествляет с аристократическим искусством, – извращенность, ложность, моральная деградация. Вычурное, жеманное, пронизанное эротизмом дворянское искусство расслабляет и развращает; напротив – искусство правдивое, близкое и понятное народу, отличается мужественной и сильной красотой, воспитывает граждан Отечества.

По мнению Дидро, сферы добра и красоты имеют общее происхождение – развитие чувств и деятельность разума. “Когда мы воспринимаем отношения в нравах, перед нами морально прекрасное”. Дидро считает, что красота должна быть нравственной, а “сделать добродетель приятной, порок ненавистным, смешные стороны выступающими, – вот намерение всякого честного человека, который берет перо, кисть или резец”.

С развитием буржуазных отношений углубляется и усугубляется буржуазное мировоззрение. Вопреки тому, что писали теоретики, утилитарный подход привел к обесцениванию добра и красоты, не к “смягчению и утонченности нравов”, а ко все большему их огрублению. Об этом говорит сайт https://intellect.icu . Место жесткости занимает равнодушие.

Крупнейший немецкий мыслитель Иммануил Кант задумался, в этой связи, о природе добра и красоты. С его точки зрения, этическое и эстетическое имеют внеисторический характер, и не поддаются воздействию со стороны человека. Высшие, чистые принципы доброй воли Кант противопоставил миру необходимости, миру действия законов природы. Свобода человека, его деятельность доброй воли не ограничивается ничем, кроме внутренней самоценности человека. Свобода действия и принятия решения служила у Канта гарантией, условием личной ответственности за все совершаемое человеком. “Поступай так, чтобы максима твоей воли могла быть положена в основу законодательства”, – так звучит известный категорический императив Канта. Искусство, по его мнению, – “это способ представления, который сам по себе целесообразен, и хотя и без цели, но все же содействует культуре способностей души для общения между людьми”.

XVII век, отмеченный первыми революциями европейского масштаба, открыл Новое время, которое продолжалось, сопровождаемое целой полосой буржуазных революций, вплоть до начала XX столетия.

Своеобразие и проблемы эпохи не могли не отразиться на содержании, особенностях функционирования и развития этикета, который чутко реагировал на социально-культурное изменения времени.

XVII столетие в европейской культуре принято считать веком сухого рационализма, который имел глубокие корни в экономической, технической, научной деятельности эпохи.

В это время господствующей формой в общественном сознании становится научное познание, на которое были ориентированы все другие формы человеческого поведения.

Наука, знания стали рассматриваться как высшая ценность. Разработки в области физики, математики, механики начали активно применяться в объяснении социальных процессов. Общество изучается как мудро устроенный механизм (Т. Гоббс), действующий по законам механики.

Своеобразная естественнонаучная точка зрения на область социальной и культурной жизни общества при всей своей ограниченности и прямолинейности все же позволяла приходить к любопытным положениям и выводам.

Так, идеи движения бесконечных превращений и многоликости бытия и его ипостасей, разрабатываемые в то время в физике, применительно к этикету привели к фактическому признанию недогматичности, изменчивости, подвижности заключенных в нем требований, как и вообще к признанию многоликости и изменчивости культурных форм (в частности, нравов). В этой связи Р. Декарт в “Рассуждениях о методе” писал: “Полезнее познакомиться с нравами других народов, чтобы более здраво судить о наших собственных, и не считать, что все, не согласное с нашими обычаями, смешно и противоречит разуму”.

Господствовавший в это время рационализм и естественнонаучный анализ действительности способствовали и тому, что в самих знаниях был сделан акцент на их технологичность, что в полной мере относилось и к знаниям правил этикета (впрочем, как и к самим правилам). Этикет в этой связи рассматривался как своеобразный инструментарий. С его помощью происходит сдерживание человеческих аффектов (чувств, эмоций, состояний сильного возбуждения), неуместных в обществе. Не случайно, одной из задач воспитания, по Р. Декарту, было научение человека тому, как можно подавлять свои чувства, сдерживать их, чтобы при минимальном расходе сил получать максимальный эффект.

Подтверждением тому может служить образ миссис Дженерал, описанный Ч. Диккенсом в романе “Крошка Доррит”, для которой “элегантная невозмутимость” более всего свидетельствовала о хорошем воспитании. “В разговоре с миссис Дженерал нужно было избегать всего, что могло бы ее шокировать. Несчастья, горести, преступления – все это были запретные темы. Страсть должна была замирать в присутствии миссис Дженерал, а кровь – превращаться в воду”.

Кстати, в более мягкой форме, эти черты бесстрастности сохраняются и в современных английских правилах приличий, в которых открытое, раскованное проявление чувств считается признаком невоспитанности. “Слова “держи себя в руках” – поистине можно назвать их первой заповедью. Чем лучше человек умеет владеть собой, тем, на их взгляд, он достойнее. В радости и в горе, при успехе и при неудаче он должен сохранять “жесткую верхнюю губу”, то есть оставаться невозмутимым хотя бы внешне, а еще лучше – если и внутренне. С детских лет в англичанине воспитывают способность к самоконтролю. Его приучают спокойно сносить холод и голод, преодолевать боль и страх, обуздывать симпатии и привязанности. Ему внушают, что “человек должен быть капитаном собственной души”.

Существенной особенностью эпохи Нового времени явилась идея личностного начала человека, его автономности, суверенности.

Новое время внесло новые акценты в понимание роли и места личности в жизни социума. В центре внимания эпохи оказался индивидуальный человек, его личностные качества. Человек стал рассматриваться как обладающий свободой воли автономный субъект своей собственной деятельности: “Человек – кузнец своего счастья!” Немецкий философ Иммануил Кант сформулировал эту идею в своем знаменитом “категорическом императиве”: Относись к человеку и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели и никогда – только как к средству”.

Отношение к человеку как самоценности нашло свое выражение и в том, что в это время на первый план в ряду моральных ценностей выдвигается ценность человеческого достоинства, которое фиксирует суверенность личности, позволяет ей осознавать себя свободным, самостоятельным и ответственным за свое “Я”.

И в этом отношении этикет Нового времени, базирующийся на духовных ценностях личного достоинства, был одной из форм самоутверждения личности, ее “Я”. Чувство собственного достоинства стало базовым в этикете.

Осознание самоценности личности привело и к необходимости больше внимания уделять вопросам общественного воспитания, важнейшей составной частью которого был этикет, хорошие манеры.

Об этом свидетельствуют многочисленные трактаты, размышления и письма о воспитании, которые в ту пору составили целый литературный жанр. Это и “Мысли о воспитании” Дж. Локка (1693), и “Характеры, или “Нравы нынешнего века” Жана де Лабрюйера (1688), и более поздние “Письма к сыну” лорда Честерфилда (1739 – 1768) и другие.

Своеобразие этих наставлений в обретении благовоспитанности и хороших манер заключалось в ряде моментов.

Во-первых, среди всех качеств, которыми должен был обладать воспитанный человек, предпочтение отдавалось четырем наиболее важным. Английский философ Джон Локк в “Письмах о воспитании” представляет их следующим образом: “... Каждый джентльмен, сколько-нибудь заботящийся о воспитании своего сына, стремится к тому, чтобы сын его, помимо того состояния, которое он ему оставит, обладал еще следующими четырьмя вещами: добродетелью, мудростью, благовоспитанностью и знанием... Научите джентльмена господствовать над своими наклонностями и подчинять свои влечения разуму. Если это достигнуто и благодаря постоянной практике вошло в привычку, то самая трудная часть задачи выполнена”. В свою очередь, английский государственный деятель, дипломат, философ-моралист лорд Честерфилд объясняет это так: “Быть приятным в обществе – это единственный способ сделать пребывание в нем приятным для самого себя. Ум и знания – это первые и самые необходимые условия для того, чтобы понравиться в обществе, но этого отнюдь недостаточно; знай, что качества эти никогда не будут в должной степени оценены, если к ним не присоединятся предупредительность и манеры”.

Во-вторых, при сохраняющемся внимании к внешним, формальным проявления воспитанности, этикет принимал все более естественные формы поведения. В наставлениях акцентировалось внимание на необходимость различать манеры и манерность, подчеркивался приоритет простоты, культурной естественности поведения над лицемерными, искусственно-подражательскими нравами.

Так, Джон Локк писал по этому поводу: “Изящная манера и форма во всем – вот что украшает человека и делает его привлекательным. В большинстве случаев манера действовать имеет большее значение, чем само действие, и от нее зависит вызываемое последним удовольствие или неудовольствие...

Если душа человека, находящегося в обществе, поглощена тем, чтобы беспокойно следить за каждой мелочью в своем поведении, то вместо того, чтобы благотворно действовать на его душу, поведение его становится принужденным, неловким, лишенным всякой грации.

... Всякое притворство, откуда бы оно ни проистекало, всегда неприятно... Простота и безыскусственность натуры, предоставленной самой себе, гораздо лучше искусственной неприятной манерности и подобных заученных приемов плохой светскости. Отсутствие какого-либо светского качества или изъян в наших манерах, не отвечающий идеальным требованиям изящества, часто не замечаются и не вызывают осуждения. Но всякая неестественность нашего поведения бросает только свет на наши недостатки и всегда привлекает чужое внимание, отмечающее в нас отсутствие здравого смысла или искренности.

Манерность есть неловкое искусственное подражание тому, что должно быть непосредственным и непринужденным, и потому лишена той красоты, которая свойственна только естественному; ибо здесь между внешним действием и внутренним душевным настроем всегда существует разлад...”

А лорд Честерфилд, обращаясь к сыну, добавляет: “Надо не только уметь быть вежливым, что само по себе совершенно необходимо, высшие правила хорошего тона требуют еще, чтобы вежливость твоя была непринужденной... Помни, что только человека вежливого и такого, у которого вежливость эта непринужденна (что, собственно говоря, и есть признак его хорошего воспитания), любят и хорошо принимают в обществе, что человек дурно воспитанный и грубый просто непереносим, и всякое общество старается от него избавиться, и что человек застенчивый неминуемо становится смешон”.

И, в-третьих, новым моментом в воспитании приличного человека, джентльмена, было осуждение светского высокомерия и требование вежливости и приветливости в обращении с людьми различных (а не только высшего) рангов.

“Высокомерие – вот единственная причина того, что мы так дерзко заносимся перед низшими и так постыдно пресмыкаемся перед высшими, – замечает французский философ-моралист Жан де Лабрюйер – Этот порок, порожденный не личными заслугами и добродетелями, а богатством, высоким положением, влиятельностью и ложной ученостью, равно внушает нам и презрение к тем, у кого меньше этих благ, чем у нас, и чрезмерное почтение к тем, у кого их больше”.

Дж. Локк также посвящает этому вопросу ряд своих размышлений. Он пишет: “...способ внушать и поддерживать в молодежи чувства гуманности заключается в том, чтобы приучать ее к вежливости в разговоре и обращении с низшими и простонародьем, особенно с прислугой. Довольно часто приходится наблюдать, что дети в семьях джентльменов говорят с домашней прислугой языком господ, властным тоном, употребляют пренебрежительные клички, как будто это люди другой, низшей расы и низшей породы. Внушается ли это высокомерие дурным примером, преимуществом положения или природным тщеславием, безразлично: это всегда следует предупреждать и искоренять и на его место внедрять мягкое, вежливое и приветливое обращение с людьми низшего ранга... Нельзя допускать, чтобы дети утрачивали уважение к человеку из-за случайностей внешнего положения. Нужно внушить им, что, чем больше им дано, тем они должны быть добрее, сострадательнее и мягче к своим собратьям, состоящим ниже их и получившим более скудную долю в жизни”.

XVIII век внес существенные моменты в культуру приличий, он явился веком прагматизма, где критерием деятельности, поступков человека, его личностных качеств выступала их полезность.

Буржуазия внесла в общественное сознание новую систему ценностей и добродетелей, на базе которой и выросли нормы и правила этикета. И прежде всего, в основе этой системы лежали принципы индивидуализма и полезности.

Идеалом добропорядочности становится “человек, который всем обязан самому себе” (self-made-man”). Человек в этом мире предстает как человек-одиночка, который только ради собственной выгды (пользы) и безопасности вынужден считаться с окружающими людьми и учитывать не только свои, но и чужие интересы, вкусы, пристрастия и т.д.

Сами правила этикета признаются лишь в той мере, в какой признается их полезность как регулятора общественных связей людей. Причем в этих правилах акцент переносится с формальной, внешней стороны на внутреннюю, содержательную. Происходит замена хороших манер – хорошими людьми, понятия чести – честностью и т.д.

Щедрость, расточительность, праздность дворянского образа жизни постепенно сменяется добродетелями трудолюбия и бережливости.

Если для дворянина обязательным к выполнению был только долг чести, все же другие долги он мог и не платить, без ущерба для собственной чести, то для буржуа его честь была связана с умением жить без долгов или, если это все же случалось, не порочить свое доброе имя их неуплатой в срок.

Образцом воспитанности в этом смысле выступал человек, “заслуживающий кредита”, а кодекс приличий в это время пополнился новым правилом: “В срок и полностью выплачивай свои долги!”

Этикет в это время становится и средством достижения успеха как в бизнесе, так и в частной жизни.

Владение правилами хорошего тона было тем средством, которое позволяло занять определенное положение в обществе, составить удачную партию в браке и т.д. Особенно это относилось к женщинам. Для них достаточно было научиться производить нужное впечатление – воплощенной женственности и хороших манер, чтобы завоевать популярность в светском обществе, занять в нем достойное место и в конечном счете удачно выйти замуж, что, по сути, и являлось главной жизненной задачей каждой девушки.

Эту особенность этикета хорошо раскрыла в своем романе “Унесенные ветром” М. Митчелл через образ Скарлетт, которая “готова была всегда казаться скромной, уступчивой и беспечной, раз эти качества столь привлекательны в глазах мужчин. Что мужчины находят в них ценного, она не понимала... Она просто знала: если она поступит так-то и так-то или скажет то-то и то-то, мужчины неминуемо отзовутся на это таким-то или каким-то весьма для нее лестным образом. Это было как решение простенькой арифметической задачки...”

Вопросам этикетного воспитания девушек уделялось очень много времени. С этой целью в дом, где подрастали юные леди, как правило, нанимали пожилую даму, хорошего происхождения и хорошего воспитания, привыкшую вращаться в хорошем обществе, которая должна была заниматься образованием и воспитанием девочек и сопровождать их при выездах в свет.

При этом требования приличий, относящихся к поведению леди, были очень строгими. Особую строгость и пуританизм они приобрели в викторианской Англии.

В буржуазной культуре этикет становится более открытой и демократичной системой, а в этикете все большее значение стали приобретать личностные характеристики и добродетели человека, его нравственная позиция.

Все это нашло свое отражение в формировании нового образца эпохи – джентльмена. В Европе воспитанный человек издавна обозначался словом “джентльмен”. Оно появилось в Англии и уже оттуда распространилось по всему миру.

Однако внешний лоск поведения не обманывал уже современников. Так, в своей книге “Характеры”, опубликованной в 1688 году, Ж. Лабрюйер, характеризуя человека двора, писал, что “придворный всегда владеет лицом, взглядом, жестами; он скрытен и непроницаем, умеет таить недоброжелательство, улыбаться врагам, держать в узде свой нрав, прятать страсти, думать одно, а говорить другое, и поступать наперекор собственным чувствам. Это утонченное притворство не что иное, как обыкновенное двуличие”.

“В человеке, плохо воспитанном, отвага становится грубостью, ученость – педантизмом, остроумие – шутовством, простота – неотесанностью, добродушие – лестью”, – защищал правила этикета Д. Локк, и был, безусловно, в чем-то прав.

Воспитанность, культура, аристократизм, учтивость, умение вести себя в обществе – всему этому учили не всех, а только избранных. И хорошие манеры стали признаком превосходства, просвещенности в противовес грубости и вульгарности простолюдинов. Неудивительно, что просветители XVIII века рассматривали придворный этикет как средство власти, расслоения, и еще большего отдаления от народа.

Ж.-Ж. Руссо осуждал не только придворный этикет, но и светские формы учтивости, и даже театр как форму искусства, соответствующую таким вкусам. Он считал, что “до того, как искусство обтесало наши манеры и научило наши страсти говорить готовым языком, нравы у нас были грубые и простые, но естественные”.

Протестуя против условностей общества и распущенности нравов, Руссо тем самым осуждает любую форму социального неравенства, но, осуждая, не пытается разобраться в двойственности процесса цивилизации: “Ныне, когда хитроумные ухищрения и тонкий вкус свели искусство нравиться к определенным принципам, в наших нравах воцарилось низкое, обманчивое однообразие... вежливость без конца чего-то требует, благопристойность приказывает, мы без конца следуем обычаям и никогда – собственному разуму...”

Этот радикализм стал теоретическим обоснованием отмены этикета (как правил поведения) вообще. Великая французская революция внесла свою лепту в дело “преобразования нравов”. Правда, революционеры не отрицали некоторых правил учтивости.

“Бедность избавляет от этикета”, – заметила Жорж Санд. Люди из “простонародья, относились к этикету аристократов с насмешками. Об этом свидетельствовали нравы периода Великой французской революции. В это время беспощадно искоренялись старые нормы взаимоотношений между людьми. Головной убор свободный гражданин должен был снимать лишь тогда, когда было жарко голове или при произнесении публичной речи. В письмах следовало писать не “ваш покорный раб, слуга” и т. п., а “ваш согражданин, брат, друг, товарищ и т.п.”. Вместо обращения на “Вы” декретом от 8 ноября 1793 года было введено обращение на “ты”.

Депутат Шалье внес в Конвент проект постановления о республиканских формах вежливости, одежде, обычаях. “Республиканская вежливость, – говорилось в проекте, – вежливость самой природы”. Этим она противопоставлялась изысканной и условной вежливости аристократии. Шалье резко восставал против “преувеличенной, искусственной, чопорной учтивости, аристократической элегантности и церемониальности, которые культивировались тиранами для того, чтобы импонировать и властвовать”.

Но и хартия Великой французской революции – Декларация прав человека и гражданина – почти не коснулась прав женщины. “Муж обязан оказывать покровительство жене, а жена – подчиняться мужу”. Жена должна была следовать за мужем, муж мог запретить своей жене работать, мог распоряжаться ее имуществом и читать ее письма. Основное место замужней женщины – дом. Отношения между домочадцами должны были соответствовать определенным правилам, без бурных страстей, эмоций. Они должны были быть вежливо-почтительными и между мужем и женой, и между родителями и детьми.

При этом внешняя пристойность определялась отнюдь не искренней теплотой во взаимоотношениях. Очень часто мужа и жену ничто не связывало, даже интимные отношения, но это не мешало супругам быть вежливыми и соблюдать строжайшие нормы этикета (возможно, именно поэтому предписания и были так строги).

Как это свойственно социальным потрясениям вообще, Великая французская революция вторглась не только в жизненный уклад знати, на руководящую роль которой, собственно говоря, и покушалась. Она внесла существенные изменения в быт и нравы простолюдинов.

Жизнь простого народа на всем пространстве Европы всегда существенным образом отличалась от жизни аристократов и богачей. И в то время, как аристократы с брезгливостью сторонились бедноты и крестьянин, те, в свою очередь, отвечали им насмешками и издевательствами (правда, за глаза).

Крестьянский быт, как, впрочем, и быт небогатого горожанина-ремесленника, мало менялся в Европе времен феодальных государств. Натуральное хозяйство служило основой жизни и быта, определяло и особенности культуры, поведения. Патриархальность пронизывала жизнь простолюдина: в семье царил культ старшего по возрасту, соблюдалось бесприкословное ему подчинение, за пределами семьи – безраздельная власть феодала, который воспринимался также сугубо патриархально: как мудрый, жестокий, но справедливый отец, который дает жизнь, покровительствует, оберегает, руководит.

Этикетные нормы феодального общества строились по типу “отцов” и “детей” – и простолюдин ощущал себя “ребенком” и феодала, и старшего (мастера цеха или старосты деревни), был он и “ребенком” Господа.

В народной культурной и обрядовой жизни чудесным образом переплелись вековые традиции, уходящие корнями в древние верования и мифы, и более поздние обряды и законы, привнесенные христианской религией.

Чем не этикетная норма – запрет говорить во время еды? А ведь это основано на древнем поверье, что во время еды изо рта может вылететь душа – и поэтому рот нельзя открывать широко и надолго. Многие народы разработали сложнейший ритуал стрижки волос и укладывания прически. Это вызвано верой в то, что волосы являются органичной частью головы и связаны с мозгом. Неосторожное обращение с волосами может повредить рассудок человека.

Христианские идеи повиновения и смирения регламентированы там, куда не проникли древние мифы.

Я что-то не договорил про этикет нового времени xvii – xviii вв, тогда сделай замечание в комментариях Надеюсь, что теперь ты понял что такое этикет нового времени xvii – xviii вв и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Этикет