5 Этикет в эпоху средневековья

Привет, сегодня поговорим про этикет в эпоху средневековья, обещаю рассказать все что знаю. Для того чтобы лучше понимать что такое этикет в эпоху средневековья , настоятельно рекомендую прочитать все из категории Этикет.

По-иному предстает перед нами этикет в эпоху средневековья , когда он формируется и существует в своем классическом виде. Большинство исследователей истории культуры относят возникновение этикета как сложившейся нормативной системы именно к этому времени.

 Наиболее интересными и важными в этом плане являются два последних этапа средневековья: его расцвет (XI – XV вв.) и позднее средневековье (XVI – первая половина XVII вв.) – период разложения феодализма и зарождения буржуазного общества.

 Официальная идеология средневековья резко противопоставила духовное материальному. Открыто провозглашенное разделение духа и тела, священного и мирского, бога и человека, разделение, доведенное до противоборства в учении Августина Блаженного, определило новую систему духовных ценностей, иное взаимоотношение добра и зла предстает как противоборство бога и дьявола. У Августина Блаженного есть учение “о граде Божием”. Два рода любви, первыми выразителями которых были Каин и Авель, – “земная любовь к себе, доведенная до презрения к богу, и небесная любовь к богу, доведенная до презрения к самому себе”, создают “два града” – земной (его ждет неизбежная гибель) и небесный (вечный). Род человеческий лишен небесного града из-за первородного греха и заклеймен каиновой печатью. Душа человека отягощена телесностью, человек обречен на вечное адское мучение после краткого земного существования, в котором он по собственной злой воле способен только грешить. Мудрость, мужество – проявление греховной гордыни; истинные добродетели – смирение, вера в бога, любовь к нему и надежда на спасение. Единственной формой земной активности человека, достойной одобрения, является религиозное подвижничество (аскетизм и борьба с еретиками).

 Средневековое общество Западной Европы было жестко иерархизировано. Общественное сознание этой эпохи представляло его состоящим из трех разрядов – “молящих, воюющих и работающих”. Но постепенно класс феодалов стал расширяться за счет незнатных воинов (рыцарей). К XI в. в Западной Европе сложилось особое сословие – рыцарство, которое в XII – XV вв. достигло своего расцвета. Сами рыцари считали себя “цветом мира”, высшим слоем общества, создавшим свой образ жизни, свой кодекс морали и нравов. Они сформировали особые нормы и ценности, позволившие им отделиться от неблагородных, простолюдинов. XIV – XV вв. называют веком рыцарства, и для этого, действительно, есть основания, поскольку в это время рыцарство окончательно оформляется как особое сословие, как определенный образ жизни и, наконец, как определенный менталитет и культура.

 Именно в этот период средневековья окончательно складывается в общественном сознании образ идеального рыцаря и кодекс рыцарской чести. Идеалом поведения и образа жизни становится максимальное приближение к этому личностному образцу. Так что же представлял собой этот образ рыцаря “без страха и упрека”, какими качествами он должен был обладать?

 С этой целью обратимся к материалам книги М. Оссовской “Рыцарь и буржуа”, к другим историческим и художественным источникам, дающим представление об этом времени.

 “В принципе, – пишет М. Оссовская, – рыцарь должен был происходить из хорошего рода... “в принципе”, потому что иногда в рыцари посвящали за исключительные военные подвиги. Кроме того, можно было – и это случалось все чаще по мере развития городов и усиления их значения – купить эту привилегию”.

 Одним же из главных признаков благородства в среде светских феодалов была длинная родословная, которая велась по отцовской линии – линеаж. Это вызвало стремление каждого из них любым возможным способом и при каждом удобном случае прославлять действительные, а нередко и выдуманные доблести и моральные достоинства и подвиги своих предков.

 Ядро рыцарского кодекса чести составляла верность своему сеньору. Предательство и вероломство считались для рыцаря тягчайшим грехом и влекли за собой исключение из военно-аристократической корпорации, которую и представляло собой рыцарство.

 От рыцаря ожидалось, что он будет постоянно заботиться о своей славе. Это было связано с тем, что в культуре рыцарства чрезвычайно важна была внешняя сторона. В жизни рыцаря многое было сознательно выставлено напоказ. Он постоянно стремился к первенству, к славе, к известности, которые требовали своего подтверждения все новыми и новыми испытаниями, подвигами. Рыцарь постоянно должен был подтверждать свое место в иерархии, которое зависело от количества и качества побежденных им рыцарей. Он не мог спокойно слушать о чужих успехах и стремился к тому, чтобы о его подвигах и его любовных приключениях знал “весь христианский мир”. (Как не вспомнить в связи с этим “славного рыцаря печального образа” Дон-Кихота!)

 При этом следует отметить, что непременным свойством рыцаря, как человека благороднорожденного, должна была быть щедрость, прежде всего по отношению к тем, кто прославлял при дворах подвиги рыцаря. Эти люди всегда могли рассчитывать “на хорошее угощение и приличные случаю подарки перед отправлением в дальнейший путь”. От рыцаря требовалось, не торгуясь, дарить любому то, что он просил в качестве платы. “Лучше разориться, чем прослыть скупцом. Первое – только на время, ведь принятие дара обязывает воздать за него сторицею. Скупость же ведет к потере звания, положения, к исключению из общества”.

 Ориентация рыцарской культуры на внешнее проявление выражалась в том, что в качестве рыцарских добродетелей подчеркивались красота и привлекательность. Отсюда и внешний блеск культуры рыцарства, особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, манерам. Красоту рыцаря должны были подчеркивать дорогие одежды, богато украшенные золотом и драгоценными камнями. Одежда точно указывала на социальную категорию и положение носившего ее человека. Носить не ту одежду, которая подобает человеку по его рангу, означало совершить грех гордыни или, наоборот, падения. Особое внимание в этом плане уделялось аксессуарам – головным уборам и перчаткам, которые точно указывали ранг.

 От рыцаря требовались учтивость, умение сочинять или хотя бы читать стихи, играть на каком-либо музыкальном инструменте. Он должен был быть развитым и физически, поскольку от него постоянно требовалась довольно большая физическая сила – иначе он просто не смог бы носить доспехи, которые весили 60 – 80 кг. Отличительной чертой рыцаря была безусловная верность своим обязательствам по отношению к равным себе, поэтому в этой среде были широко распространены различные рыцарские обеты, клятвы, соглашения, которые сопровождались специальными жестами. При этом рыцарским клятвам и обетам придавался характер публичности.

 Обязанностью рыцарей была и забота о сиротах, вдовах и вообще забота о слабых. Но все же главным составляющим рыцарского кодекса было отношение к врагу и женщине.

 Одним из безусловных требований к рыцарю было мужество. Боязнь быть заподозренным в трусости, недостатке мужества диктовала и соответствующие формы поведения рыцаря в бою: он не имел права отступать; нельзя было убивать противника сзади; убийство безоружного врага покрывало рыцаря позором; следовало предоставлять противнику, по возможности равные шансы (если противник упал с коня, рыцарь тоже слезал с коня) и т.д.

 Все эти правила, обязательные в сражении, диктовались уважением к противнику, гордостью и, наконец, гуманностью. Главным для рыцаря была не сама победа, а поведение в бою, причем независимо от того, был ли этот бой настоящим сражением или рыцарским турниром, приобретшим особую популярность и пышность в XII – XIV вв., когда на них собирались рыцари со всех концов Европы.

 Вместе с тем рыцарские идеалы не совсем соответствовали тем принципам гуманизма, равенства перед Богом, всепрощения и т.д., которые проповедовались христианством. Об этом говорит сайт https://intellect.icu . Гордыня – один из самых страшных грехов для христианина – считался важнейшим достоинством рыцаря. Месть за оскорбление (нередко мнимое) была законом его этики. Рыцари мало ценили человеческую жизнь, свою и особенно чужую... Пренебрежение к чужой жизни усугублялось тем, что свой этический кодекс рыцари считали необходимым выполнять только в рамках социальной группы, к которой они принадлежали.

 Особым было и отношение рыцаря к своему коню и, конечно, к своему оружию, которое, как и одежда, было включено в этикетную классификацию: в зависимости от социального статуса в иерархической структуре предполагалось ношение того или иного оружия. Так, например, сабля и скрамаскас ценились выше, чем копье, лук и стрелы еще ниже.

 Ну и, наконец, одной из важнейших обязанностей рыцаря было поклонение прекрасной даме.

 Любовное служение, культ дамы были своего рода религией рыцарства. Любви придавалось исключительное значение. Она должна была облагораживать рыцаря, вдохновлять его на подвиги. Чтобы завоевать благосклонность своей возлюбленной, рыцарь должен был демонстрировать самоотречение, преданность, самоотверженность в служении. Он должен был уметь владеть собой, укрощать свои порывы.

 Вместе с тем отношение к женщине зависело от того, кем она была: дамой благородного происхождения или простолюдинкой. Заботливость и обожание, разумеется, могли относиться только к даме из своего сословия. Изысканно ухаживая за женщиной, оказывая ей всевозможные знаки внимания и любви, рыцарь тем самым подчеркивал свою принадлежность к миру избранных, свое отличие от “деревенщины”.

 Такой тип любовных отношений к Прекрасной Даме получил название “куртуазной любви” (от старофранц. court – “двор”) – изысканно вежливой, утонченной, любезно-галантной.

 Куртуазная любовь, по существу, представляла собой некую форму игры, в которой участникам надлежало строго следовать правилам и отведенной им роли. Французский историк Жорж Дюби так описывает модель куртуазной любви: “В центре ее находится замужняя женщина, “дама”. Неженатый мужчина, “юноша”, обращает на нее внимание и загорается желанием. Отныне, пораженный любовью (любовь означала тогда исключительно плотское влечение), он думает только о том, чтобы овладеть этой женщиной. Для достижения цели мужчина делает вид, что подчиняется во всем своей избраннице. Дама – жена сеньора, нередко того, которому он служит, во всяком случае, она хозяйка дома, где он принят, и уже в силу этого является его госпожой. Мужчина, однако, всячески подчеркивает свое подчинение. Он, как вассал, встает на колени, он отдает себя, свою свободу и дар избраннице. Женщина может принять или отклонить этот дар. Если она, позволив себе увлечься словами, принимает его, она более не свободна, так как, по законам того общества, никакой дар не может остаться без вознаграждения... Однако дама не может располагать своим телом по своему усмотрению: оно принадлежит ее мужу. Все в доме наблюдают за ней, и если она будет замечена в нарушении правил поведения, ее обвинят виновной и могут подвергнуть вместе с сообщником самому суровому наказанию.

 Опасность игры придавала ей особую пикантность. Рыцарю, пустившемуся в любовное приключение, надлежало быть осторожным и строго соблюдать тайну. Под покровом этой тайны, скрывая ее от посторонних глаз, влюбленный ожидал вознаграждения... По правилам игры, он должен был контролировать себя, бесконечно оттягивая момент обладания возлюбленной. Удовольствие, таким образом, заключалось не столько в удовлетворении желания, сколько в ожидании. Само желание становилось высшим удовольствием. В этом – истинная природа куртуазной любви, которая реализуется в сфере воображаемого и в области игры”.

 Любопытное, но отнюдь не лишенное оснований объяснение причин зарождения любви куртуазного типа можно найти в романе Л. Фейхтвангера “Испанская баллада”: “Незамужние дочери дворян вне дома появлялись редко и только в большом обществе, и поэтому куртуазный кодекс предписывал влюбляться в замужних дам и посвящать им высокопарные замороженные любовные стихи”.

 Первоначально у феодалов особенно почитаются воинские доблести, физическая сила. Мужество, удаль, презрение к смерти, воинская верность и удача – вот, что воспевается в народных сказаниях о рыцарях – в “Песне о Роланде”, “Сказании о Сиде”, в “Слове о полку Игореве”. Светский феодал-рыцарь во Франции должен был обладать семью рыцарскими “добродетелями”: владеть копьем, фехтовать, охотиться, ездить верхом, плавать и играть в шахматы, уметь слагать стихи возлюбленной даме. Именно эти качества воспевает в рыцарях нравоучительная европейская литература XII -XIV веков.

 Одним из наиболее волнующих (особенно юные девичьи души) остается мифологизированное “рыцарское” отношение к женщине как к “Прекрасной Даме”. В реальной же средневековой жизни все выглядело отнюдь не столь радужным, как это представляется нам сквозь призму прошедших веков и сквозь толщу прочитанных “рыцарских” романов.

 Забота и воздыхание о Даме, сидящей где-то на балконе во время поединков рыцарей, были скорее исключением, чем правилом жизни. А вообще-то речь шла о любви отнюдь не платонической, и, чаще всего, с чужой женой. Что касается соблазненной “Прекрасной Дамы”, то романтическое увлечение кончалось, иногда, весьма печально: сожжением на костре. (И что любопытно, столь жестокое наказание не отпугивало, а скорее притягивало симпатии и интерес к адюльтеру). В средневековой Франции, прославившейся куртуазным служением благородной даме, где ради взгляда и жеста красавицы сражались на турнирах, где любовь и поклонение воспевались трубадурами и труверами, муж мог подвергнуть лишь только заподозренную в неверности жену наказанию кнутом, мог погрузить ее в воду в клетке, мог сослать ее в монастырь.

 Но, как бы то ни было, кодекс рыцарской чести лег в основу придворного этикета более позднего времени, который, в свою очередь, оказал существенное влияние на становление этикета наших дней.

 Эпоха Возрождения оставила нам интереснейший трактат Л.Б. Альберти “О семье”, написанный в форме беседы между отцом и пятью его сыновьями. Семья, по мнению Альберти, должна быть большой, все поколения должны быть вместе. В семье царят патриархальные отношения и поэтому непререкаем авторитет отца, а также власть и право старших. Альберти перечисляет основные моральные заповеди, сохраняющие семью: трудолюбие, справедливость, миролюбие, самообладание, скромность. Еще один немаловажный момент выделяет автор: “Пусть ваши расходы будут равными доходам или меньше доходов”. Главной женской добродетелью (после невинности к моменту брачной ночи) Альберти считает умение вести домашнее хозяйство (не рассчитывая на помощь мужа) и... молчать, слушая его поучения и наставления.

 Многие положения трактата Альберти перекликаются с российским “Домостроем” (XVI век). И хоть до русского Ренессанса было еще ой как далеко, многие правила и обычаи у нас с Европой были на удивление схожеми.

 В период укрепления абсолютной монархии, когда вместо сотен маленьких княжеств на территории Европы начинают возникать и мужать крупные государства, меняется и быт придворной жизни. Это уже не “рыцарские попойки” времен короля Артура с их грубоватой простотой и безыскусностью. Это уже строго канонизированная, пышная, чопорная церемонность.

 В это время появляются различные пособия по этикету, который становится настолько сложным, что при дворах появляются специальные люди, знающие все его тонкости и следящие за их безусловным исполнением – церемониймейстеры. А чуть позднее появляется и резкая критика “идиотизма придворной жизни”. “Вообразите себе человека невежественного в законах, чуть не прямого врага общественного блага, преследующего единственно свои личные выгоды, преданного сладострастию, ненавистника учености, ненавистника истины и свободы”, – писал Э. Роттердамский.

 Принципы куртуазных любовных отношений оказали огромное влияние на формирование как духовной культуры, так и нравов, традиций того времени. “Эта любовь, горячая и земная, но в то же время поэтическая и идеализированная, – замечает Ф. Кардини, – бросала открытый вызов церковному аскетизму. Она вдохновляла авторов рыцарских романов и трубадуров, поэтов-рыцарей, появившихся в Провансе в конце XI в.. В XII в. поэзия поистине становится “повелительницей” европейской словесности. Из Прованса увлечение ею распространяется в другие страны. На севере Франции появляются труверы, в Германии – миннезингеры, куртуазная поэзия расцветает на Пиренейском полуострове”.

 В свою очередь, как считает Ж. Дюби: “Чтение куртуазной литературы и проецирование ее сюжетов на обыденное поведение людей постепенно вовлекли в сферу игры незамужних девиц – с конца XII в. во Франции куртуазные обычаи становятся частью ритуала, предшествующего вступлению в брак. В игру включались и женатые мужчины. Они теперь также могли выбирать себе среди женщин “друга”, которому служили, как молодые рыцари. Все рыцарское общество целиком стало куртуазным. Куртуазные обычаи превратились в норму, и то, что поэты некогда воспевали как опасный и почти недостижимый подвиг, стало теперь обычным требованием хорошего тона”.

 Закрепившиеся в рыцарском кодексе слова, жесты, новые модели поведения, взгляды на взаимоотношения с равными и подчиненными постепенно проникали и в другие слои общества. Сформировался особый тип общественных взаимоотношений, которые характерны для европейского общества и по настоящее время. Сегодня, несмотря на огромные перемены в этой области, яркой отличительной чертой европейской цивилизации являются традиции, унаследованные от куртуазной любви.

 В этот исторический период доблесть и добродетель заключались не в том, чтобы быть человеком нравственным, гармоничным, по-своему уникальным и непохожим на других, но, напротив, в том, чтобы соответствовать жестким образцам, стандартам, авторитетам, подчинять свою индивидуальность типичному, а личное поведение – строгим правилам обычаев и этикета, которые становились все более формализированными.

 Одной из особенностей данного этапа развития культуры, повлекшего за собой значительные изменения в нормах поведения людей, явилось то, что эта культура предполагала не просто хорошую материальную основу жизни господствующего сословия, но богатство и роскошь как условия праздной жизни двора. Эта жизнь была ориентирована на пиршества и развлечения и объективно требовала изменения системы норм, регламентирующей нравы двора.

 Несомненно, многие правила поведения, видоизменяясь, приспосабливаясь каждый раз к возникающим условиям, продолжали свою жизнь. В средние века родился новый социальный институт людей, зависящих от могущественной особы. Рыцари, придворные художники, дипломаты имели свой социальный статус и свои строгие нормы и правила поведения. Придворный этикет интересен, в том числе, и потому, что сформированные тогда нормы и правила галантного поведения во многом сохранились и лежат в основе нашего этикета.

 Двор требовал прежде всего особых личностных образцов, так как профессиональные занятия человека должны были быть незаметны, не на виду. Не следовало обнаруживать особых усилий для их выполнения – все легко, непринужденно, между прочим. Единственным достойным занятием для придворного раннего средневековья считалось занятие рыцаря, но в то же время рыцарь должен был хорошо уметь делать все, за что ни возьмется. При дворе человек оценивался по тому, что он вносил в придворную культуру с

ее ориентацией на пиршества и развлечения. Турниры, состязания, охота заполняли утренние часы, а вечером давались маскарады и балы. Главным стимулом было желание блеснуть, выделиться, стремление к помпезности.

 Существовало только одно правило, которое нельзя было нарушать дворянину – клятву честью (хотя при отступлении от этой клятвы честь могла быть восстановлена дуэлью). Был только один долг, который требовал обязательной оплаты – долг карточный, называемый, долгом чести; остальные долги можно было вовсе не платить – рыцарская честь от этого совершенно не страдала.

 При этом чувство чести было настолько обостренным, что нарушение этикета считалось смертельным оскорблением. Правда, задетую честь можно было достаточно легко восстановить. Для этого кодекс рыцарской чести предусматривал несколько вариантов действий, описанных в книге А. Шопенгауэра “Афоризмы житейской мудрости”.

 Во-первых, публично нанесенное оскорбление могло быть публично взято назад. Можно было извиниться, после чего оскорбление считалось как бы не нанесенным и честь дворянина не страдала (независимо от того, насколько искренни были эти извинения).

 Во-вторых, самым надежным и радикальным средством была дуэль. С ее помощью можно было скоро и вполне восстановить оскорбленную честь. Если оскорбитель не принадлежал к сословию, исповедующему кодекс рыцарской чести, то при оскорблении словом, а тем паче действием приходилось прибегать к серьезной операции: убить его тут же на месте, если есть при себе оружие, или не позже чем через час – и честь спасена.

 В-третьих, если дуэль по каким-то причинам затруднительна или нежелательна для оскорбленного, то для него есть еще один выход: если оскорбитель был с ним груб, то надо поступить по отношению к нему еще грубее; “если при этом ругани недостаточно – можно избить его; для спасения чести в таких случаях существует ряд рецептов: пощечина исцеляется ударом палки, эти последние – плетью; для лечения ударов плети иные рекомендуют как отличное испытанное средство – плевок в лицо”.

 Таким образом, основным принципом, составляющим ядро всего кодекса рыцарской чести, был принцип “кулачного права” (“прав тот, кто грубее, сильнее”). “Записной дуэлист, – поясняет устами своих героев П. Мериме, – это человек безукоризненно светский, человек, который дерется, если кто-нибудь заденет его плащом, если в четырех шагах от него плюнут и по всякому другому столь же важному поводу, а репутация дамы тем прочнее, чем больше из-за нее погибло людей”.

 Отчасти, видимо, этими суровостями законов чести объясняется то настойчивое стремление знати следовать формальностям этикета, букве этикета буквально всегда и во всем, что нередко превращалось в своеобразное соревнование в учтивости: порой по четверти часа длились пререкания о том, кому в том или ином случае должно быть предоставлено первенство. И чем дольше при этом оказывались от приоритета участники этой сцены, тем большее удовлетворение испытывали присутствующие. Вот один из эпизодов: “Накануне битвы при Креси четыре французских рыцаря отправляются разведать особенности боевого порядка англичан. Король медленно едет по полю верхом, с нетерпением ожидая их возвращения. Увидев их издали, он останавливается. Прокладывая себе путь сквозь скопленье солдат, они приближаются к королю. “Какие новости, господа?” – спрашивает король. Вначале они взирали друг на друга, не произнося ни слова, ибо никто не желал говорить раньше, чем кто-либо из его спутников, а затем стали обращаться один к другому со словами: “Сударь, прошу вас, расскажите Вы королю, вперед Вас говорить я не буду”. Так они препирались какое-то время, и никто “par honneur” (“из почтения”) не хотел быть первым. Пока, наконец, король не вынужден был приказать это одному из рыцарей, на ком он сам остановил выбор”.

 Ответом на эти социальные потребности и явился этикет, организующий поведение придворных таким образом, чтобы возвеличить царствующую особу и утвердить придворную иерархию. Само понятие “этикет” обозначало строго установленный порядок и формы обхождения при дворе монарха. Впервые это слово было использовано в этом значении на одном из пышных и изысканных приемов у короля Людовика XIV, где гостям были предложены карточки с перечнем правил поведения.

 Назначение этикета ограничивалось узким кругом людей, принадлежавших к высшему сословию общества, и за пределы этого сословия не выходило.

 Этикет задавал стандарты и каноны не только поведения, но и всего образа жизни дворянства, приводя его к “общему знаменателю”: надо было “вести себя как все”, и “жить как все”, и чтобы “все было как у всех”.

 Этикет пронизывал все сферы жизни высшего сословия, буквально до мелочей регламентируя жизнь двора. Члены семьи монарха должны были в определенный час вставать. Точно указывалось, кто обязан присутствовать при одевании монарха, кто должен держать и подавать одежду, туалетные принадлежности и т.д. Заранее было определено, кто сопровождает монарха, как проходят церемонии аудиенций, обедов, прогулок, балов.

 Представленная ко двору женщина, удалялась от царствующей особы, должна была двигаться спиной к выходу, ногой отбрасывая шлейф своего платья, чтобы не запутаться в нем.

 Этикет точно регламентировал, на какую высоту, переступая порог, могли поднимать юбки придворные дамы того или иного ранга. Указывалось, каким именно придворным дамам следует ходить рука об руку. Этикет предписывал количество и конфигурацию линий, которые должны были вычерчивать при реверансе придворные особы.

 Этикет носил характер закона и имел очень сильное воздействие на высшее общество. Нарушение норм этикета рассматривалось как преступление. И в своем кругу придворные должны были строго соблюдать понятиям чести. Но и придворная честь, по мнению Монтескье, это выражение интереса к собственному образу в глазах окружающих (а не внутренняя потребность). И человек должен говорить правду, только потому, “что человек, привыкший говорить правду, кажется смелым и свободным”, и быть вежливым не потому, что не может иначе, а потому, что вежливость свидетельствует, что мы не низкого звания.

Я что-то не договорил про этикет в эпоху средневековья, тогда сделай замечание в комментариях Надеюсь, что теперь ты понял что такое этикет в эпоху средневековья и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Этикет