Лекция
Привет, Вы узнаете о том , что такое последствия глобализации, Разберем основные их виды и особенности использования. Еще будет много подробных примеров и описаний. Для того чтобы лучше понимать что такое последствия глобализации, кризис потребления, кризис глобализации, потребительский прогресс, великая перезагрузка, клаус шваб , настоятельно рекомендую прочитать все из категории Мировая экономика.
В начале 21-го века явление, которое принято называть «глобализацией», вступило в период кризиса. Если предыдущие десятилетия развития мировой экономики еще соответствовали этому названию, то первое десятилетие нового века скорее должно быть описано как кризис глобализации. Этот кризис, как и сама глобализация – многоуровневое явление, он имеет как экономические, так и социокультурные и геокультурные аспекты. В экономике на кризис глобализации указывает, в частности, динамика развития целых индустрий и отраслей и судьба целых товарных категорий – включая те, которые, казалось бы, должны были свидетельствовать о бесконечном прогрессе глобализации: бытовая электроника, «гаджеты» и то, что стало привычным называть «интернет-экономикой».
Причины кризиса изначально присутствовали в глобализации. Первая группа причин: копирование (или навязывание) одной геокультурной экономической модели – имеющей собственное специфическое происхождение, свою особую систему ценностей и экономических императивов – в других регионах мира, где успех, достижения и жизнедеятельность социумов основываются на других ценностях и императивах.
В этом смысле глобализация была одной из возможных форм международной конкуренции – между «мировым экономическим авангардом» и «мировой периферией», – а кризис глобализации, в силу ее изначальных противоречий, предоставляет «мировой периферии» целый ряд возможностей и конкурентных преимуществ. Возможности, которые открылись для развивающихся стран в связи с кризисом глобализации, заслуживают своего анализа и должны стать предметом отдельной работы. Одной из начальных предпосылок этих преимуществ и возможностей является то, что хотя глобализация как форма конкуренции фактически предполагает слом (уничтожение, «глубокое реформирование») наличных экономических укладов и природохозяйственных практик (теоретически, их унификацию на основе единого образца), этот слом глобализация в итоге осуществить не сумела.
Второй группой причин кризиса глобализации является несоответствие заявляемых целей – включая политические цели, например, распространение свободы и демократии или политэкономические цели товарного изобилия и потребительского удовлетворения – ее сущностным экономическим основаниям. «Идеальная» глобализация предполагала распространение свободной рыночной экономики, в ее наиболее радикальных формах, на все регионы мира. Индивидуальное потребление, которое в этой специфической модели экономики является главной движущей силой и ценностным императивом, должно было стать в центре новой глобальной экономики.
Для главного субъекта глобализации, США, индивидуальное потребление действительно стояло в центре процесса: глобализация была призвана решить проблему кризиса потребления. Этот последний выражается в главном противоречии «потребительского прогресса» – экспоненциальном возвышении потребностей и потребительских желаний, с одной стороны, и убыванием прироста потребительской полезности при увеличении количества товаров, с другой. При наложении обеих тенденций потребительские желания могут быть удовлетворены за счет столь же экспоненциального увеличения количества и номенклатуры товаров. Производство этих количеств, в свою очередь, может быть достигнуто лишь при обращении к «мировой периферии» – к глобальным ресурсам дешевого труда, относительно недорогих основных фондов (включая производственные площадки), к регионам низких транзакционных издержек. С точки зрения экономической науки, унификация в рамках глобализации не состоялась: в итоге, для субъекта глобализации она выполняла макроэкономическую задачу купирования потребительского кризиса, а в отношении ее объекта, «мировой периферии» – микроэкономическую корпоративную задачу снижения стоимости основных производственных факторов, труда и земли. Разнонаправленность, изначальное системное несовпадение обеих задач, поставленных «экономическим авангардом», не привело и не могло привести к глобальной унификации.
Не последнюю роль в кризисе глобализации сыграло представление о мировой экономике и мира в целом как о корпорации и желание, бессознательное или высказанное, реформировать мир в сторону его «корпоратизации». Частично этому способствовали экономические теории о международном разделении труда и международной специализации, в которых преимущества низких издержек при производстве различных товаров в разных регионах мира становились основой и причиной международного обмена и торговли.
Сам по себе международный обмен не влечет за собой унифицирующую глобализацию, с необходимостью и неизбежностью. Напротив, мировой обмен сохраняет экономическую «многополярность» и многоукладность, поддерживает геокультурные особенности и природохозяйственные идентичности регионов, благодаря которым снижаются издержки производства тех или иных товаров или групп товаров. Между тем, глобализация по факту стремится превратить региональные преимущества во внутрикорпоративные, превращая отдельные регионы и страны мира в «департаменты» по производству отдельных товаров и блокируя тем самым дальнейшее развитие стран и регионов. Остановка развития может выражаться в том, что специализация страны на отдельном товаре или группе товаров в рамках глобализации становится ее «судьбой» – став «департаментом» глобальной корпорации, страна более не в состоянии использовать свои преимущества для производства и экспорта других групп товаров. Так, например, в идеальной версии глобализации Аргентина должна стать единым мировым поставщиком говядины, превратившись в глобальную «коровью ферму». В этой же версии Бразилия не может (не должна) выпускать собственные пассажирские авиалайнеры, а Иран – развивать собственную энергетику, включая атомную.
Предельной формой глобализации, по мнению автора, является так называемая «единичная» специализация. В рамках этой специализации (наверное, было бы точнее назвать ее «департаментализацией») отдельные страны и регионы отстранены от производства финального продукта и сосредоточены на отдельных производственных операциях (деталях, комплектующих, полуфабрикатах). По разным оценкам, международный оборот комплектующих составляет от половины до двух третей объема мировой торговли, а значительная часть этого оборота – внутрифирменные поставки в рамках транснациональных компаний.
Обстоятельства выше приводят к своеобразной «сублимации» микроэкономической внутрикорпоративной деятельности, к ее теоретическому и политическому возведению в ранг «глобального», планетарно образцового явления. Однако в момент, когда глобализация становится или объявляется образцом, ее диссонансы начинают проявляться в полной мере. На «планетарном» уровне теоретическое изучение мировой экономики и практические попытки постулировать и применить единые для всего мира экономические законы и правила с необходимостью подразумевают обращение к макроэкономическим (внекорпоративным, надкорпоративным) интерпретациям и анализу. С позиций глобализации, эти последние осложняются наличием в природохозяйственной деятельности стран и регионов историко-культурных и социокультурных аспектов и предпосылок. В «глобальном корпоративном» экономическом дискурсе история, культура и социальность являются табу. Глобализация либо отрицает эти понятия, либо объявляет их неплодотворными и вредными, либо, в практическом плане, стремится к их нивелированию и уничтожению, включая репрессии против носителей «неглобальной» культуры. По выражению одного из теоретиков постиндустриальной глобализации, история и культура – «препятствие на пути технического прогресса», а «содержание культуры — это совокупность иррациональных моментов, связанных пережитками предыдущих фаз развития цивилизации».
Как бы то ни было, на практике глобализация не состоялась, несмотря на «корпоратизацию» мировой экономики и «департаментализацию» стран и регионов, что являлось сущностным содержанием и целью глобализации. По факту, мировая экономика остается многоукладной, производственные факторы земли и труда национальных экономик включились в глобализацию лишь отчасти, а ряд стран фактически открыто объявили уход от глобализации сознательно выбранным политэкономическим курсом (создание новых региональных экономических и политических союзов, с дистанцированием от главного субъекта глобализации, США).
На практике национальные государства и региональные группы стран готовы включаться и включаются в глобализацию лишь в ограниченном масштабе и на ограниченных пространствах. «Открытый глобальный свободный рынок» в реальном земном воплощении бытует по большей части в виде свободных экономических зон – своего рода «заповедниках» глобализации. Во всех своих форматах и особенностях – от беспошлинных торгово-складских зон до инновационных внедренческих – свободные экономические зоны отделены от национальной экономики правовыми барьерами, отражающими и оберегающими принятую в соответствующем социуме систему ценностей и геокультурных установок.
По-настоящему «глобальным» и унифицированным стал мировой финансовый кризис. Основным вкладом в глобализацию со стороны ее субъекта был, в итоге, третий производственный фактор, капитал. Нарастающий выпуск товаров на «мировой периферии» потребовал одновременного роста финансового фактора, что, в свою очередь, прямо или косвенно способствовало «надуванию финансового пузыря», не имеющего товарного и сырьевого обеспечения ни в регионе субъекта глобализации, внутри «мирового экономического авангарда», ни «на мировой периферии».
Тем временем, упомянутое выше обращение к глобальным ресурсам земли и труда для увеличения выпуска товаров не снимает, а только ускоряет одновременное убывание их потребительской полезности. Это диктует необходимость «запланированного устаревания» товаров, для поддержки полезности и сбыта новых моделей. «Устаревшие» модели отправляются на свалку, чтобы освободить место новым. Так, в мире в течение одного года «производится», по разным оценкам, около 50 миллионов тонн «электронного мусора». США выбрасывают каждый год 30 миллионов компьютеров, Европа – 100 миллионов мобильных телефонов. Переработке подвергается не более 20% электронного мусора, остальное идет в мусорные отвалы на почве или сжигается в печах. Лидером электронного мусора остаются США, которые производят его в количестве 3 миллионов тонн в год; 70% тяжелых металлов в американских мусорных отвалах приходятся на электронный мусор. В глобальном масштабе основными реципиентами мирового электронного мусора являются Гана, Нигерия, Пакистан, Индия и Китай.
Объем мирового электронного мусора, по всей видимости, будет нарастать. К 2017 году суммарные мировые поставки компьютеров всех категорий, от настольных до портативных, вырастут, по прогнозу исследовательской корпорации IDC, на 36 млн. шт., с 346 млн. шт. в 2013 году. Внутри одной из категорий за четыре года, с начала 2010 года по 1-й квартал 2014 года, глобальные продажи Apple iPhone выросли почти в шесть раз, до 50 млн. шт. за один квартал. Рост потребления электронных гаджетов, несмотря на кризисы, происходил и происходит на всех рынках, от развитых до развивающихся. На одном из развитых рынков, в США, рост потребления гаджетов сопровождался падением одного из основных общих потребительских индикаторов: с 2000 года «индекс потребительской уверенности» (consumer confidence index) продолжал снижаться и за 10 лет упал почти в два раза, со 140 до 70 пунктов.
Помимо запланированного устаревания товаров, потребительский кризис убывающей полезности и проблема «дефицита потребителей» частично купируются также за счет усилий в области маркетинга и рекламы. Обновление товарных линий и моделей, в добавление к некоторым конструктивным изменениям, происходит в значительной степени в сфере дизайна продуктов, их упаковки и в способах анонсирования и коммуникации потребительскому рынку. Так, непринципиальные конструктивные изменения в новой потребительской модели гаджета описываются как «новое поколение» гаджета, «инновация» или «революция». На более широком масштабе, потребительский кризис частично снимается за счет пролиферации брендов: появления равнозначных продуктов других торговых марок – parity brands или parity products, например, «me-too products» в категории электронных гаджетов, включая так называемые «iPod killers», «iPad killers» и др. «Размножение» брендов отвлекает потребителя от убывающей полезности нарастающего количества равнозначных продуктов и «инсталлирует» в его сознание картину выбора, многообразия и прогресса. С этим, в частности, связано реальное глобальное замедление научно-технического прогресса: научные инновации как таковые в нарастающей степени подменяются «потребительским прогрессом», а этот последний – также в нарастающей степени – имеет место лишь в области маркетинга и рекламы.
Между тем, одновременно с возвышением потребительских желаний, убыванием потребительской полезности товаров в условиях товарного изобилия и с ростом корпоративной глобализации, призванной ответить на эти вызовы, период глобализации отмечен появлением потребительских стратегий сопротивления росту желаний и игнорирования товарного изобилия.
Развитие потребительских стратегий сопротивления методологически может быть описано в виде последовательных этапов, на примере электронных гаджетов. Вначале и по большей части бессознательно потребитель отказывается от использования значительной части функций гаджета – пусть даже его покупка была продиктована их обилием и возможностью их использовать. (По факту, потребители на всех рынках регулярно используют в среднем не более 50% функций своих гаджетов). На следующем этапе потребитель сознательно уничтожает (стирает, деинсталлирует, деактивирует) излишние функции – например, те программные функции планшетных ПК, которые не имеют отношения к повседневным задачам ввода текста, переписки и арифметических калькуляций. (По факту, не менее 30% пользователей планшетных ПК стирают мобильные приложения заводской установки в первый год пользования и в дальнейшем остерегаются загружать новые приложения.) На третьем этапе потребитель игнорирует (пропускает) появление очередной («нового поколения», «революционной» и др.) модели гаджета, применяя на практике стратегию «security by antiquity» – «безопасность устаревания», или «безопасность старых моделей». На финальном этапе потребитель отказывается от покупки каких-либо гаджетов вообще.
Разумеется, перечисленное выше не носит повсеместный и универсальный характер, т.к. значительное число пользователей используют гаджеты в развлекательных целях, для потребления мультимедийного развлекательного контента, а также в силу эмоциональных и социокультурных причин (престиж обладания), что в целом поддерживает производство и потребление гаджетов. Между тем, на смежном с гаджетами рынке операционных систем для ПК сложилась парадоксальная с точки «потребительского прогресса» ситуация. По данным измерительной и исследовательской компании Net Applications «старая» версия ОС от Microsoft, Windows XP, предложенная рынку еще в 2001 году, занимала в апреле 2014 года не менее четверти (26,3%) мирового парка компьютеров.
Убывание потребительской полезности приводило и приводит не только к принудительному «старению» моделей или к сознательному сопротивлению «потребительскому прогрессу», но и к исчезновению или, по крайней мере, к стагнации целых товарных категорий. В недавнем прошлом такой категорией стали потребительские цифровые фотокамеры: «ажиотажный» экспоненциальный рост категории в начале 2000-х гг. сменяется абсолютной стагнацией, а также сокращением отдельных ниш внутри категории (снижение спроса на «профессиональные» зеркальные цифровые фотокамеры). Применение понятия «прогресс» для этой товарной категории весьма спорно: качество цифровых снимков уступает «аналоговому» пленочному качеству, и, по всей видимости, не сумеет его превзойти.
Не исключено, что цифровые фотокамеры как товарную категорию ожидает та же судьба, что в прошлом постигла видеомагнитофоны. С одной стороны, исчезновение целых товарных категорий с рынка бытовой электроники, казалось бы, свидетельствует о прогрессе. С другой стороны, новые категории потребительской электроники и новые гаджеты, по сути, являются лишь другим способом доставки развлекательного контента к потребителю. Вероятно, стагнация происходит не столько в сфере науки, сколько в подлежащих ей ценностных установках, задаваемых не в последнюю очередь императивом «глобального потребительского прогресса».
Интернет, ставший привычным относительно недавно и пока еще проходящий по разряду инноваций, вначале понимался как нечто бесконечно удаленное от конкретных геокультурных пространств и регионов. О нем говорили как о «глобальном виртуальном пространстве», «виртуальной реальности» (не очень ясно представляя себе, что это такое, за пределами онлайн-игр и сайтов для взрослых). В наши дни эпитет «виртуальный» в отношении интернета практически забыт и не используется.
Когда интернет сделал шаг в сторону реального социокультурного и геокультурного пространства – обрел первые общедоступные социальные сети – его культурная ценность начала принимать более ощутимые формы. Следующим шагом по встраиванию в реальность стала геолокация; произошло сращивание интернета с земной поверхностью – причем сращивание не обязательно служило каким-либо практическим или бытовым потребительским целям.
Так, онлайновый геобраузер Google Earth по сути остался «бродилкой» и «леталкой», в которой интересно осмотреть землю с высоты птичьего полета. При этом осмотр, как правило, начинается со своего дома и его окрестностей, что, в общем, расходится со смыслами, которыми поначалу наделяли интернет: будучи глобальным, современным и высоко рациональным явлением, стирающим все границы, он должен был, напротив, нивелировать такие ценности как местообитание или происхождение.
В плане рациональности, мотивации пользователя геобраузера по большей части, напротив, иррациональны и продиктованы тем, что в обиходе назовут «простым человеческим интересом». Более того, пользователь Google Earth может руководствоваться мотивациями, которые по своей структуре являются религиозными: геобраузер – это, по сути, «ковер-самолет», который дает обладателю волшебную власть над пространством, точнее, «растворяет» обладателя в пространстве: он властен парить над землей, опускаться, шагать по земле, взлетать вновь и др.
В практическом плане, при встраивании в уличное пространство городов – в виде карт, навигации, StreetView и др. – интернет фактически стал дублировать наружную навигацию, а также рыночную коммуникацию и рекламу: розничные вывески, витрины и рекламные щиты. Он же стал одним из каналов продаж, взяв на себя часть розничных функций и превратившись по сути дела в «уличного зазывалу» для ближайшего к пользователю кафе, копи-шопа или доставщика пиццы.
В некоторых международных маркетинговых практиках 2010-х годов врастание интернета в пространство стало полным и абсолютным, вплоть до неразличения. Одним из ключевых типов тактических кампаний, своего рода «боевым стандартом», стало сочетание мероприятия (event), реального события на реальной местности и интернет-анонса, блоггинга (online seeding, blogging, crowdsourcing и т.д.) в поддержку мероприятия. Этот тип сочетания каналов коммуникации используют сейчас в том числе крупные международные компании, хотя поначалу связка event-online была уделом региональных или местных вендоров и проходила по разряду guerilla marketing / «партизанского маркетинга». При этом в связке event-online центральным является мероприятие, чьи смысл и география определяют масштаб и структуру сопровождающей его онлайн-активности.
Упомянутые выше социальные сети также обрели свою географию («геотэггинг» / geotagging) и вошли в земное пространство, обзаведясь функциями и кнопками «мероприятие», «пригласить на мероприятие», с указанием реальной местности, «отметить место, которое посетил» и др.
Для продвижения продукта в связке event-online во всех случаях без исключения главным полюсом является мероприятие. Помимо очевидных преимуществ, на которые в первую очередь укажет маркетолог – непосредственный опыт использования продукта во время мероприятия, формирование сообщества пользователей и «адвокатов» продукта – в мероприятии скрыт ускользающий смысл, который с трудом поддается рациональному анализу и мало описан в маркетинговой литературе.
Дело в том, что в любом мероприятии, собирающем сколь-нибудь значимое количество участников, всегда есть нечто от обряда, ритуала, т.е. религиозного действа. Внешние признаки обряда-мероприятия распознать несложно: люди могут становиться в круг, в центре на постамент помещается «виновник торжества» (продукт), модератор и участники произносят приличествующие случаю и обязательные к оглашению «священные» тексты. Так образуется пространство события, а находящиеся внутри него участники становятся свидетелями и носителями внутреннего смысла события , который при удачном сценарии совпадет с темой маркетинговой кампании или со слоганом продукта (бренда).
Внутренний смысл, диктуемый пространством события на реальной местности всегда будет более глубоко прочувствован сообществом события, чем удаленными друг от друга участниками удаленного виртуального события в глобальном виртуальном пространстве. Прямое количественное описание и измерение глубины и «градуса» этого чувства проблематично – отсюда малая изученность явления и двойственное отношение к событийному маркетингу со стороны сообщества маркетологов. Эффективность мероприятия трудно оценить – во всяком случае, во время его проведения. Гораздо менее проблематичны количественные измерения интернет-аналогов «сакральных текстов» мероприятия – ключевых слов поисковых порталов, «хэштэгов» социальных сетей и др. Тем не менее, норма прибыли компаний и агентств, организующих мероприятия, традиционно выше, чем в рекламных медиа-агентствах и компаниях, занятых в интернет-рекламе.
Вслед за физической геолокацией интернет начал врастать и в региональные геокультурные пространства, уже в масштабе планеты. Он стал дублировать ее этнокультурное деление: возникли и продолжают возникать национальные и региональные подсети, более или менее совпадающие с ареалами мировых языков и культур. Ареал китайского языка, китайской культуры обрел свои поисковые порталы и социальные сети, русскоязычный интернет – собственный домен с использованием кириллицы и с недавних пор собственный поисковый механизм «Спутник».
Последнее обстоятельство, кириллический интернет, вызвало вполне земное, невиртуальное, а также понятное и объяснимое неудовольствие в стране происхождения интернета, США: он возник как англоязычный (и военный) проект, и некоторая ревность к возникновению в нем иноязычных явлений вполне естественна. Об этом говорит сайт https://intellect.icu . Беспокойство по поводу кириллического русского домена было предсказуемо также в связи с мониторингом интернета правительственными агентствами. Как утверждает Wikipedia, «Russian is regarded by the United States intelligence community as a «hard target» language, due to both its difficulty to master for English speakers and its critical role in American world policy» . / «Разведывательное сообщество США рассматривает русский язык как «сложный объект», как из-за трудности его освоения англоговорящими, так и в связи с ключевой ролью русского языка для американской внешней политики».
В целом интернет имеет шанс повторить судьбу радио. В начале 20-го века радио приветствовали как новый наднациональный, глобальный тип медиа, который, в частности, положит конец всем войнам (потому что благодаря радио люди в разных концах земли станут больше знать о других людях, лучше их понимать). Однако в наши дни «глобальное» радио является таковым в наименьшей степени – это подчеркнуто национальные станции, транслирующие на остальной мир свои особые смыслы, свое понимание мирового пространства и своего места в нем (или, в более узнаваемой формулировке, ведущие пропаганду на остальной мир). Несмотря на технические возможности, глобальное радио фактически перестало существовать, так и не возникнув. Подавляющая доля радиовещания сейчас – это вещание местных станций для местных аудиторий, иногда в пределах нескольких кварталов или университетского кампуса.
Радио также дало первые примеры того, что впоследствии, в связи с интернетом, сочтут инновацией и назовут «краудсорсингом» (crowdsourcing) – получением услуг, идей или контента не от традиционных поставщиков, а за счет добровольных усилий больших групп людей. Первый искусственный спутник Земли подавал сигналы на частотах ham radio, любительского радио, его орбита была засвидетельствована и зафиксирована радиолюбителями во всем мире – что помешало отнести новость о советском спутнике на счет «большевистской пропаганды». Сигнал спутника был принят, например, любительской радиостанцией Колумбийского университета: студенты записали сигналы на магнитную пленку и первыми ретранслировали запись на территории США . Обратим внимание, что этом примере успешного «краудсорсинга» в центре события снова было пространство: планета Земля, ее география, попытка осмысления земного пространства.
IT-индустрия и потребительские электронные гаджеты, интернет и «интернет-экономика» – пожалуй, самые «глобальные» и наименее «национальные» секторы экономики, во всяком случае на этапе возникновения. В них в значительной степени отразились потребительский, финансовый и экологический кризисы глобальной модели свободного рынка. Для ухода от кризисов глобализации интернет фактически стал дублировать геокультурное деление планеты: возникли и продолжают возникать национальные и региональные подсети, совпадающие с ареалами мировых языков, конфессий и культур.
Автор утверждает, что все и любые экономические теории, направления и школы экономической мысли, экономические модели, хозяйственные уклады и производственные практики являются геокультурными в плане вещественного выражения и религиозно-этническими по своей природе.
Они основаны на способах осмысления региональными социумами окружающего мира, от непосредственного местообитания до примыкающих к нему географических пространств, и на особенностях взаимоотношений социумов с окружающей природой. Отношения с природой, вытекающие из них геокультурные ценности и социальные практики природопользования лежат в основе жизнедеятельности социумов, поддерживают их экономические преимущества, позволяют успешно взаимодействовать, а также конкурировать с соседними социумами (национальными государствами, региональными союзами государств).
Экономические теории и наличные, фактические экономические уклады являются религиозно-этническими не только по происхождению, исторически, но и в каждую минуту – в текущей ежедневной экономической практике, трудовой этике, в организационных формах производства и в структурах управления последним. Представление о том, что религиозно-этническая сущность той или иной экономической модели снята и «отменена» временем, давностью лет, «древностью» возникновения и др. является неверным. Оно является неверным как по существу, так и методологически: отрицание этнорелигиозной природы экономики накладывает существенные ограничения на анализ экономической жизни, препятствует макроэкономическим прогнозу и планированию, снижает эффективность оптимизации микроэкономических хозяйственных практик или вовсе делает оптимизацию невозможной.
Кроме того, в этом отрицании игнорируются (или уничтожаются, по крайней мере на вербальном уровне теоретизирования) преимущества, которые встроены в этнорелигиозную природу каждой экономической системы.
Причины, по которым этнорелигиозная гипотеза экономики может быть сочтена экстравагантной или вызвать протест, кроются в «аберрации близости» – плотном знакомстве с наиболее изученными и описанными экономическими моделями, бытующими в ограниченном географическом пространстве (Северная Америка, Западная Европа) и на относительно коротком промежутке времени (последняя четверть 20-го века). Экономика видится наиболее очищенной от геокультурных аспектов тогда, когда из рассмотрения исключаются обширные участки пространства и времени, игнорируются процессы, происходящие на других континентах и в других регионах – например, одновременный, в конце 20-го - начале 21-го вв., экономический подъем Индии, Китая и России в Азии, Бразилии и сопредельных стран в Латинской Америке, экономические успехи отдельных стран Африки.
Еще один повод возразить этнорелигиозной гипотезе экономики (он также является следствием «аберрации близости») – убежденность в исключительно материалистической природе экономики, в которой нет места «неточным» наукам и дисциплинам. Вера в исключительный материализм экономики продиктована близким знакомством с материалистской политэкономией марксизма, а также отсутствием сомнений в абсолютной силе материалистских потребительских мотиваций, которое вытекает из радикальных рыночных концепций и из буквально понятого дарвинизма (эволюция и прогресс основаны на конкуренции особей за ресурсы и, далее, на стремлении к физическому и эмоциональному комфорту). В обеих школах мысли, марксизме и радикальном рыночном либерализме, итоговая цель и мотивация экономической жизни – потребительское удовлетворение («все во имя человека»), и именно в этой области шло соревнование обеих политэкономических систем. Обе школы настаивают на том, что экономика (производство, распределение, потребление) в итоге является объективным «базисом», а духовная культура – субъективной (как бы «вторичной» и вариативной) «надстройкой». Обе школы также объявляют себя подчеркнуто атеистическими, хотя они, как будет упомянуто ниже, также имеют религиозно-этническое происхождение. И обе школы настаивают на том, что любое объединение людей (марксовы классы, меновые союзы либеральных школ) диктуется общим экономическим интересом.
Взгляд на экономику как на исключительно и полностью «точную науку» навеян также общим методом экономической науки (изучение конкретного, сбор данных; анализ и обобщение; синтез и познанное возвращение к конкретному). Начальный этап, сбор данных, является по преимуществу упражнением в арифметике – субъективными и «неточными» здесь могут быть только социокультурные предпочтения и представления исследователя, диктующие выбор объектов измерения. На следующем этапе, при анализе и обобщении, большое значение также отводится измеримым количественным индикаторам, хотя роль субъективного здесь возрастает – исследователь во многом определяет, что именно и как измеряется, что «включается в уравнение» и что из него исключается; иногда обобщенные измерения могут быть мотивированы заранее известным диапазоном результатов – на это указывает обилие всевозможных политэкономических «рейтингов», «статусов» и их тиражирование. Наконец, этап синтеза практически полностью является проблемой интерпретации и по преимуществу зависит от геокультурного и этнорелигиозного контекста, в котором происходит интерпретация.
Кроме того, представление об экономике как о полностью «точной науке» также может возникать при наделении центральным и основополагающим значением вторичных дисциплин, обслуживающих экономическую науку – например, бухгалтерского учета предприятий, корпоративных финансов.
Обозначенная выше этнорелигиозная гипотеза экономики не является новаторской. Так, религиозную и национально-этническую природу капитализма – протестантизм северной, некатолической части Европы – и экономические преимущества, которыми эта природа обеспечила протестантский культурный ареал, обстоятельно анализирует М. Вебер (1864-1920) в труде «Протестантская этика и дух капитализма» , самой известной, основополагающей работе ученого.
«Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предпринимателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего технического и коммерческого персонала современных предприятий. <…> Занятые в ремесле католики проявляют больше склонности остаться ремесленниками <…>, тогда как протестанты в относительно большем количестве устремляются в промышленность, где они пополняют ряды квалифицированных рабочих и служащих предприятий. В этих случаях, несомненно, налицо следующее причинное соотношение: своеобразный склад психики, привитый воспитанием, в частности тем направлением воспитания, которое было обусловлено религиозной атмосферой родины и семьи. <…> Протестанты <…> подвергают критике аскетические (действительные или мнимые) идеалы жизненного уклада католиков, католики же в свою очередь упрекают протестантов в «материализме», к которому привела их секуляризация всего содержания жизни. <…> Отдельные люди и группы людей сочетают виртуозность в сфере капиталистических деловых отношений с самой интенсивной формой набожности; подобные случаи отнюдь не единичны, более того, их можно считать характерными для тех протестантских церквей и сект, которые имели наибольшее историческое значение. <…> Так проповедует Бенджамин Франклин. <…> Своеобразный идеал этой «философии скупости» – кредитоспособный добропорядочный человек, долг которого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель. Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная «этика», отступление от которой рассматривается не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о «практической мудрости» (это было бы не ново), но о выражении некоего этоса. <…> <…> Очевидно, что речь идет только о западноевропейском и американском капитализме. Капитализм существовал в Китае, Индии, Вавилоне в древности и в средние века. Однако ему недоставало, как мы увидим из дальнейшего, именно того своеобразного этоса, который мы обнаруживаем у Франклина. <…> Все нравственные правила Франклина имеют, правда, утилитарное обоснование: честность полезна, ибо она приносит кредит, так же обстоит дело с пунктуальностью, прилежанием, умеренностью – все эти качества именно поэтому и являются добродетелями».
Вебер был первым социологом, который обстоятельно описал и ясно сформулировал возникшую до него и современную ему совокупность геокультурных ценностей, в которых экономические понятия совпадают как с религиозным идеалом, так и с ареалом расселения соответствующих этносов. Труд Вебера, созданный в 1905 г., остается актуальным по сей день: он дает внутреннее понимание того, как возникла и на основе каких ценностей проходит экономическая жизнь целых регионов планеты.
Впоследствии некоторые социологи и экономисты сделали ряд существенных добавлений к идеям Вебера о природе экономического успеха протестантской Европы и протестантской (пуританской, англиканской) Северной Америки. Они указали на то, что экономическая история Европы, в том числе ее протестантских регионов, включает эпоху насилия по отношению к наличному экономическому укладу (как правило, к крестьянско-ремесленному, ср. «огораживания» земель в Англии и др.).
«Зачистки» населения, его сгон с земель, юридическое зачисление больших масс населения в категорию маргинальных «бродяг-лентяев» обеспечили европейские мануфактуры и английские работные дома подневольной и дешевой рабочей силой, что послужило причиной быстрого экономического роста и накопления. Впоследствии, миграции больших масс протестантского населения (англичан, голландцев, немцев, а также ирландских католиков, «выдавленных» из своего местообитания английскими протестантами) на североамериканский континент сопровождались не только «зачистками» и сгоном местного населения с земель, но и его физическим изведением: «негодное» коренное население обладало умениями и знаниями, которые отличались от тех, что могли бы пригодиться для работы на мануфактуре.
Вероятно, насилие было одним из следствий веберовского «этоса» – протестантского идеала «добропорядочного человека», религиозного уважения к собственности, бережливости и накоплению. Антиподом этого идеала, являлся, по всей видимости, лишенный собственности и «безответственный», «праздный» бродяга-неудачник, не сумевший сберечь и накопить – т.е. асоциальный «расчеловеченный» индивид, который либо считался лишним и бесполезным, либо подлежал использованию на мануфактуре и религиозно-нравственному перевоспитанию тяжелым подневольным трудом. Аналогичная огораживаниям «зачистка» коренного населения Северной Америки также обосновывалась, кроме прочего, его несоответствием протестантскому идеалу рационального накопления – коренные жители не имели «правильного» отношения к земле, земельной собственности и «неправильно» распоряжались природными ресурсами («they mismanage their resources»).Любопытно, что Вебер был также первым социологом, который сформулировал роль государства как института, который обладает монополией на легитимное применение насилия. Вероятно, в этом он был «сыном своего времени» и своего геокультурного пространства: кроме социологических и политэкономических исследований, ученый много занимался текущей «полевой» политикой. Здесь его активность была довольно противоречива: он был членом организации «Евангелический социальный конгресс», входил в состав крайне правого «Пангерманского союза», участвовал в разработке Веймарской конституции 1919 г. Этот последний эпизод, а также веберовское определение государства как «легитимного насильника», дали основания для предположений о его активной роли в закреплении в Веймарской конституции чрезвычайных полномочий президента. Статья 48 Веймарской конституции действительно содержит подобное положение – впоследствии оно было использовано Адольфом Гитлером для отмены ряда других конституционных норм, подавления оппозиции и установления тоталитарного режима.
Прямая связь веберовских идей с последующей эволюцией Германии к политическому фашизму остается спорной – здесь можно указывать лишь на косвенные типологические сходства. Германский фашизм, в отличие от марксизма и либерализма, не выработал собственной политэкономии, экономической школы и в целом оставался в русле национальной рыночной протестантской модели, в которой, в согласии с законами экономического либерализма, одно из центральных мест отводится индивидуальному накоплению и, далее, потреблению. Поход Гитлера на «восточный фронт» существенно мотивировался индивидуальными мечтами о призе – добропорядочной «уютной» (ср. нем. Gemut – уют, комфорт, приятное расположение духа) жизни на основе обретенных сельскохозяйственных и ископаемых ресурсов и дешевого (бесплатного) труда. Вероятно, это объясняет предельную, «упорядоченную» и «образцовую» жестокость фашизма на оккупированных землях за пределами протестантского и европейского культурного ареала. В типологически схожих эпизодах конца 2-й Мировой войны американскому послевоенному плану Маршалла для Германии предшествовали англо-американские ковровые бомбардировки немецких городов.
Вероятно, указанные выше обстоятельства и эпизоды экономической и политической истории Западной Европы и Северной Америки способствовали тому, что к бинарному противопоставлению «правильной» (глобальной, свободной рыночной) и «неправильной» экономики добавилась иерархическая интерпретация национальных и региональных экономик. Это представление напрямую не отказывает «неправильным» экономикам в праве на существование, не «расчеловечивает» их как несоответствующие религиозному (культурному, политическому) идеалу, но расставляет («рейтингует») их по степени убывания признаков близости к идеалу. Во главе иерархии располагается сам идеал (свободный рынок, мировой экономический авангард), следующими идут страны и регионы, находящиеся на пути к свободному рынку, замыкают иерархию страны и регионы, чье самостоятельное и независимое приближение к идеалу в обозримом будущем представляется затруднительным.
Как и в случае упомянутых выше «зачисток», ко второму и третьему эшелонам иерархии глобальная экономика («мировой авангард») применяет тактику «чистого листа» – революционную очистку национальных экономик от культуры и практик, не соответствующих идеалу свободного рынка. Очистка осуществляется либо в виде глубоких и болезненных для социумов экономических реформ, неизменно приводящих к деградации социумов, включая физическую деградацию (снижение демографических показателей, депопуляцию) – либо через буквальную очистку: региональный конфликт, революционную смену режима, интервенцию.
Важным признаком этой иерархии является ее постоянное продвижение вперед по оси линейного времени. Это является залогом сохранения иерархии: в культуре монотонного линейного прогресса национальные экономики второго и третьего эшелонов не приближаются к «мировому авангарду», в каждый момент предсказуемо отстают от него на определенную дистанцию, поскольку на линии прогресса «авангард» успевает продвинуться вперед. Свидетельством этому является фактический переход, в 2010-х гг., ряда стран Западной Европы во второй эшелон – это страны непротестантской средиземноморской Европы, получившие в связи с переходом в разряд «отстающих» собирательное имя PIGS (формальная расшифровка: Portugal, Italy, Greece, Spain).
Вместе с тем, иерархическая стратификация национальных экономик отражает косвенный и частичный отказ от представления о мировой экономике как о единой глобальной модели – что вполне естественно, т.к. это представление неверно и опровергается прямым эмпирическим наблюдением. Современная экономическая жизнь планеты характеризуется многоукладностью – это ее существенный базовый признак. Изоморфные экономические явления и типологические сходства, наблюдаемые в разных частях мира – вторичные несущественные признаки, которые подтверждают глобальное многообразие.
Утверждения о том, какая-либо отдельно взятая экономическая модель является желательной или передовой, экзистенциально «правильной» и «годной» – в отличие от других, «неправильных» и «негодных» моделей – сами по себе обусловлены религиозно-этническим и региональным происхождением. Эти утверждения в целом представляют собой одну из возможных интерпретаций происхождения («правильное» или «образцовое» происхождение и, соответственно, «образцовая» модель будущего) и могут быть предметом позитивного антропологического анализа (например, как способ вербализации культурного и бытового расизма, лежащего в сфере коллективного бессознательного).
В свою очередь, представление о том, что религиозно-этническое происхождение и природа экономических моделей и теорий снимается и «обнуляется» линейным временем, также имеет этнорелигиозную природу. Типы социального времени (линейное, циклическое, нулевое и др.) вместе с соответствующими хозяйственными практиками и трудовой этикой характеризуются региональностью и нормативной для каждого региона совокупностью взаимоотношений с местообитанием, коллективными представлениями об окружающем мире и природе.
В целом, выражение «глобальная экономика» в его буквальном понимании и вместе со связанными с ним представлениями принадлежит в наши дни скорее к области политической эссеистики, чем объективной науки. «Глобальная экономика» является по большей части либо пожеланием, целью, либо, напротив, представляется нежелательным будущим последствием.
В прямом эмпирическом наблюдении, очищенном от политических программ, текущее соотношение глобального и регионального в национальных и региональных экономиках по факту выглядит так.
| Глобальное | Накопление богатств (или стремление к накоплению) – финансовая система, финансовый капитал. Отдельные аспекты потребления. |
| Межрегиональное | Обмен – международная меновая торговля |
| Региональное | Производство – сельское хозяйство; энергоресурсы, их получение и обработка; промышленное производство. |
К глобальному также относятся отдельные аспекты потребления: электронные гаджеты, быстрое питание, предметы одежды, рекреационный и развлекательный туризм, предметы роскоши, индустрия развлечений, включая кино, компьютерные игры и др. В целом мировое потребление не может быть описано как глобальное, т.к. упомянутые аспекты, будучи глобальными, не являются необходимыми и достаточными для жизнедеятельности какого-либо социума, практикующего эти отдельные виды потребления. Так, например, доступ к глобальной интернет-сети не представляет собой «предмет первой необходимости» или обязательное условие, от которого зависит жизнь и воспроизводство социума; кроме того, современный мир демонстрирует тенденцию к де-глобализации и «многоукладности» интернета, его эволюцию в мозаику региональных и межрегиональных суб-сетей, создаваемых на основе этнорелигиозного, геокультурного и языкового единства.
Глобальные аспекты потребления должны быть упомянуты рядом с категорией «накопление богатств», через запятую, в том числе и по функциональному признаку. В конце 20-го – начале 21-го вв. накопление существенно мотивируется индивидуальным стремлением к расширенному («гедонистическому», «креативному» и др.) потреблению, представленному в его глобальных аспектах, а также стремлением к эмансипации от этнорелигиозных «лояльностей», к независимости от местообитания и свободе от региональности.
Между тем, частичное подтверждение этнорелигиозной гипотезы экономики автор видит в том, что при всех типологиях и стратификациях наука продолжает выделять различные геокультурные типы экономики. Это американская (или англосаксонская), германская, японская и шведская модели экономики, а недавно к ним добавилась и китайская модель. Каждой из перечисленных геокультурных экономических моделей соответствует своя особая совокупность и система региональных конфессиональных и социокультурных характеристик: протестантизм, лютеранство, англиканство, конфуцианство и др.
Выражение «глобальная экономика» по преимуществу соответствует упомянутой выше англосаксонской модели и во множестве случаев является ее самоназванием. Хотя к началу 21-го в. англосаксонская модель уже традиционно описывала себя как «глобальную», очевидно, что она является региональной или межрегиональной подсистемой мировой экономики как множества геокультурных моделей.
«Глобальная модель» может быть описана следующей совокупностью признаков.
Потребление
Центральная роль индивидуального потребления (выросшего из самоценного индивидуального накопления). Экспоненциально нарастающее количественное возвышение потребностей при убывании потребительской полезности в условиях товарного изобилия и при отсутствии качественных изменений в потребностях. «Кризис смыслов».
Окружающая среда
Замена естественной среды и устойчивых антропогенных ландшафтов на техногенную среду. Деградация ландшафтов и естественных сред (в начале 21-го в. – fracking, или гидроразрыв пластов при добыче углеводородов).
Население. Качество жизни
Лишение других социумов естественного местообитания через деградацию устойчивых сред и снятие геокультурных и природохозяйственных идентичностей. Снижение демографических показателей в «реформируемых» геокультурных ареалах. Физическая деградация, депопуляция социумов – носителей «негодных», «необразцовых» геокультурных и этнорелигиозных смыслов и ценностей.
Культура. Международные отношения
Самопозиционирование в качестве центрального образца. Иерархическая стратификация других культур и экономик с их делением на высокие и низкие по признаку соответствия образцу. «Отрицательство» (denialism) – игнорирование, отрицание, невежество по отношению к другим геокультурным и экономическим пространствам. Когнитивный кризис образования: институциональное невежество, в том числе в области мировой географии.
Экономика. Производство
Центральная роль, самоценное значение финансового сектора и банков (см. тж. о накоплении выше). «Экономика пузырей» («bubble economy»). Финансовый «пузырь»: деривативные рынки; «количественное смягчение» (quantitative easing); растущий государственный долг; пролиферация банков, страховых и перестраховочных компаний, финансовых компаний, ипотечных агентств, инвестиционных фондов. Введение новых, умозрительных индикаторов для подсчета национального ВВП, умозрительное выведение значительных групп населения из статистики занятости. «Пузырь доткомов» («dotcom bubble»), кредитный «пузырь доступного жилья» («sub-prime mortgage bubble») и др. Возведение онлайн-торговли, интернет-маркетинга, онлайн-игр и мобильных приложений в разряд «интернет-экономики» или «глобальной интернет-экономики», с навязыванием выражению глубоких смыслов. Беспрецедентное расширение и усложнение правовой системы интеллектуальной собственности для охвата ею продуктов индустрии развлечений.
Продолжающийся отказ от реального сектора, его «делегирование» (outsourcing) в страны второго и третьего эшелона. Растущий отказ от управленческих задач на «делегированном» производстве; намечающийся отказ от инженерных и инновационных задач (через то же «делегирование»). Уход собственников от управления на внутреннем рынке, передача функции распоряжения наемным директорам. Возрастание роли военного насилия для контроля над внешними рынками, для «вскрытия» региональных рынков и их очистки от местных культур.
Экономическая наука
Использование науки для преимущественного изучения «глобальной модели», для ее описания, а также лоббирования. Обилие статистических данных, ограниченный набор предпочтительных способов их обобщения и интерпретации, фактический запрет на использование целых групп эмпирических данных в качестве индикаторов. Обилие политэкономических исследовательских институтов (think-tanks), фондов, некоммерческих (или неправительственных) организаций для лоббирования «глобальной модели». Фрагментация экономического знания («экономика автозаправки»), когнитивный кризис в области обобщения и в навыках интерпретации. Фактическая неизученность национальных экономик, хозяйственных практик «мировой периферии». Использование целенаправленно отобранных индикаторов для демонстрации отставания.
Трудно однозначно определить политическую линию Европейского парламента в условиях глобализации, как и сам вектор глобализационного развития. Глобализация будучи порождением постмодерниза- ционных процессов (рис. 1) и одновременно ее формой несет в себе множество противоречий и конфликтов (рис. 2). Собственно относительно бесконфликтным был только самый первый ее этап на рубеже тысячелетий (до наступления мирового финансово-экономического кризиса осенью 2008 г.), который соответствовал начальному этапу постмодернизационного развития, когда ведущим его звеном была всеобщая компьютеризация производства и быта. Далее по мере того как на смену пятому технологическому укладу, связанному с микроэлектронными компонентами, обозначает свое появление новый, шестой уклад (нанотехнология, гелио- и ядерная энергетика), в недрах предшествующей экономики развертываются кризисные процессы.
«Сокращение вложений в производство, достигшего пределов роста доминирующего технологического уклада, создает значительный избыточный капитал, ищущий сферу применения. В этой фазе ценные бумаги формирующих траекторию роста нового технологического уклада передовых фирм начинают пользоваться спросом со стороны многих инвесторов. При этом сохраняется высокая рискованность инвестиций производства.... Это создает благоприятные условия для финансовых спекуляций с целью присвоения средств доверчивых инвесторов под видом прорывных инновационных проектов. ... Поиски альтернативных способов вложения капитала разогревают рынок еще одного спекулятивного актива — рынок недвижимости. Активный спрос со стороны инвесторов приводит к вызреванию финансового пузыря на фондовом рынке и рынке недвижимости в конце жизненного цикладоминирующего технологического уклада. ... Его ликвидация посредством финансового кризиса влечет обесценивание значительной части капитала и начало длинноволновой депрессии». Далее «крах финансового пузыря способствует переориентации инвестиций на реальные активы» . К сожалению, мы живем во времена, когда этот процесс, видимо, только начинается.
Рис. 1. Общие тенденции постмодернизационного развития
Рис. 2. Глобализация как порождение постыодернизационных процессов и ее противоречия
Несомненно, что перестроечная неустроенность экономики обостряет все предшествующие противоречия. Это видно на примере обострения конфликтов внутри Евросоюза, начиная со второй половины 2011 г. и особенно на фоне роста провоцирующего конфликтного поведения во взаимоотношениях с Россией.
Ну а что в данной ситуации делает Европейский парламент? С позиции здравого смыслы он ведет себя как-то странно. За последние пять лет он занимался вроде бы всем, но ничем особенно конкретным. Среди рассмотренных им вопросов, как правило, не было жизненно важных. Видимо, следует сделать вывод, что более актуальные проблемы решали все же исполнительные структуры — Еврокомиссия и Евросовет.
Легислатура седьмого созыва (2009-2014 гг.) Европейского парламента за минувшие годы работы представительного органа Евросоюза приняла нормативные акты, касающиеся законов о борьбе с табаком, сохранения рыбных запасов, сельской реформы, финансового регулирования, стоимости звонков с мобильного телефона в роуминге Союза, свободы Интернета . Депутаты Европейского парламента подвергались интенсивному лоббированию со стороны табачной промышленности и фармацевтических компаний, отклонив европейские предложения Комиссии использовать электронные сигареты в качестве лекарственных средств.
В результате тяжелых переговоров, длящихся несколько лет, парламентарии приняли далеко идущую реформу рыболовной политики в Евросоюзе, основным направлением которой является возврат полномочий рыболовным районам, вместо микро-управления рыболовством из Брюсселя. Впервые депутаты Европейского парламента смогли повлиять на общую сельскохозяйственную политику Евросоюза (на долю которой приходится более 40% бюджета Евросоюза): сложная система налогообложения сельскохозяйственных субсидий изменилась, но не столь радикально, как многие европейские фермеры надеялись. Хотя и этого было достаточно, чтобы вызвать негодование у депутатов-кон- серваторов Великобритании и некоторых «зеленых».
Европейского парламентарии прошлого созыва отметились и активным участием в формировании новых правил Союза для банков и других финансовых услуг , продемонстрировавших свою некомпетентность во время глобального финансового кризиса, начавшегося в 2008 г. При этом, консервативная Великобритания вновь выступила против нового пакета правил, пожаловавшись в Европейский суд. По предложению Еврокомиссии и с одобрения депутатами Европейского парламента операторы сотовой связи были вынуждены снизить цены на оказание соответствующих услуг (верхний предел вместо 70 евроцентов сменился 45 центами).
Парламентарии под натиском тысяч европейских активистов отвергли международное соглашение АСТА , которое поддержали многие правительства во всем мире, лоббистская инициатива главным образом крупных корпораций — поставщиков интеллектуальной и развлекательной продукции. Интересно, что разработка и согласование АСТА в 2007-2010 гг. проводилась негласно и непублично. Формат «соглашения» не предполагал ни общественного обсуждения, ни референдумов, ни прочего «официалиоза». После утечки черновика в Сеть АСТА как таковая привлекла к себе массу недружественного внимания со стороны правозащитников и борцов за свободу информации. Бесспорно, АСТА не законопроект, однако и ее принятие потребовало бы ратификации со стороны Европейского парламента. Но под давлением общественности Парламент 478 голосами против 39 был вынужден вынести беспощадный вердикт об отклонении самой идеи принятия АСТА.
Практика сегодняшних дней подтверждает, что полномочия Европейского парламента не соответствуют его роли как традиционного представительного учреждения, потому что в сферах компетенции отсутствует основная сфера деятельности, присущая парламенту, — законотворчество. К тому же известны примеры принятия норм «европейского права» без участия Европейского парламента. Несмотря на это, несомненно, возрастает политическая роль Европейского парламента как органа, без участия которого не принимаются важные решения в Европейском Сообществе .
Парламент обладает определенными полномочиями в сфере внешних связей Европейского союза и — в более ограниченной мере — в области общей внешней политики и политики безопасности. Заключение соглашений между Евросоюзом и одним или несколькими государствами (международными организациями) в соответствии со ст. 300 Договора о Евросоюзе допускается только с согласия Европейского парламента, если соглашения затрагивают отношения, регулирующиеся внутренними нормами Союза путем процедур согласования и совместного принятия решений. Однако некоторые договоры могут быть заключены в рамках консультационной процедуры. В этом случае решение о принятии в члены Сообщества нового государства в соответствии со ст. 49 Договора о Евросоюзе может быть принято только с согласия Парламента, принимающего решения абсолютным большинством входящих в его состав депутатов.
Однако Парламент Европы не обладает правом ратификации международных договоров. В соответствии с Договором о Евросоюзе его основные полномочия в этой сфере сводятся преимущественно:
На практике Европейский парламент участвует в осуществлении внешнеполитических функций не столько за счет наделения его правом вынесения самостоятельных решений, сколько путем довольно активного обсуждения различных проблем международного развития или ситуаций, складывающихся в отдельных районах мира, непосредственно на своих пленарных заседаниях и в парламентских комиссиях. Это свидетельствует о существенных изменениях статуса Европейского парламента по мере эволюции интеграционных образований, главное из которых — все возрастающее участие Европейского парламента в функционировании Евросоюза.
Важным развивающимся правом Европейского парламента является его участие (хотя и косвенное) в международных переговорах и заключении международных договоров (п. 6а ст. 218 Договора о Евросоюзе).
Европейский парламент незамедлительно и в полном объеме получает информацию, касающуюся предварительного применения или прекращения действия соглашений, а также формирования позиции Евросоюза. Одобрение Европейского парламента требуется во всех без исключения случаях, когда подписываемое соглашение устанавливает новые или прекращает уже действующие внутренние нормативные акты, принимаемые на основе законодательной процедуры, — решения могут иметь важные правовые и финансовые последствия. Подлежат одобрению Парламентом и соглашения, на основе которых учреждаются совместные органы Сообщества с третьими странами или международными организациями. Кроме этого, Европейский парламент обладает правом запрашивать Европейский суд о «конституционности» заключаемого Союзом международного договора.
Бесспорно, участие Европейского парламента в делах Евросоюза все возрастает, однако «в аспектах международных отношений Европейский парламент имеет недостаточное влияние» . Более того, многие государства-члены по-прежнему противятся усилению его внешнеполитических функций. А с другой стороны, Союз, превратившийся из небольшой субрегиональной группировки экономического характера в подлинно европейскую интеграционную организацию, имеющую единый внутренний ранок, единое европейское гражданство для более чем полумиллиардного населения, комплекс органов исполнительной, законодательной, судебной властей, не должен ли усиливать роль своего Парламента как наднационального законодательного института, представляющего интересы народов Европы? Актуальность такой постановки вопроса очевидна, если учесть, что целый ряд как зарубежных, так и отечественных исследователей придерживаются того мнения, что Европа неуклонно двигается в направлении формирования федеративного супергосударства.
Было бы преждевременно считать, что события последнего времени, которые сотрясают сами основы если не самого Союза европейских стран, то Еврозоны, подтолкнули руководителей отказаться от идеи его федерализации. Об этом свидетельствует председатель Еврокомиссии Ж.-М. Баррозу, призвавший в середине сентября 2012 г., как бы игнорируя пертурбации, которые переживает Евросоюз, превратить Европейское Сообщество в «федерацию национальных государств» . Но попытки возобновить общественные дискуссии о будущем Евросоюза в последние годы регулярно проваливались. «Возможно, самый серьезный недостаток этого оперяющегося сверхгосударства заключается в том, что оно не является демократическим, не будет демократическим, да и в принципе не может стать таковым. Дело здесь вовсе не в постоянно склоняемом “демократическом дефиците” (имеется в виду отсутствие у граждан каналов эффективного влияния на официальный Брюссель—Примечание автора), который обычно связывается с несоответствием полномочий Еврокомиссии и Европейского парламента.... И Комиссия, и Парламент проводят одну и ту же федералистскую программу, а она не является демократической. ... Сколько бы попыток наладить связи между политическими партиями различных европейских стран ни предпринималось, эти партии будут ориентироваться на национальные программы и вопросы, поскольку именно от них зависит их успех и будущее. Влияние же европейских вопросов на результаты выборов, скорее всего, будет негативным, ибо то, что идет на пользу Европейскому союзу, например, открытые границы или более свободная иммиграция, вызывает всеобщее раздражение» .
В действительности наученные горьким опытом народных волеизъявлений (Греция, Испания, Великобритания) политические элиты теперь старательно пытаются избегать референдумов, а это значит, что невысказанный протест будет прорываться наружу в других формах. Единственным напрямую избираемым органом остается Европейский парламент, однако, несмотря на широкие полномочия, политику Сообщества определяет не он. Реальная власть сосредоточена в коридорах Еврокомиссии, а все судьбоносные решения исходят от политических лидеров крупнейших стран. Часть населения (62%) считает Евросоюз бесполезной и дорогостоящей надстройкой над их странами[10].
Более адекватными выглядят позиции тех исследователей, которые убеждены в конфедеративном характере Евросоюза[11]. В известных критических условиях вся еврозона может объявить дефолт. Не будучи в состоянии обслуживать долги своих участников из-за ограниченного доступа на свободный финансовый рынок, она проведет их реструктуризацию как общего долга. Девальвация евро послужит решением проблемы[12]. Как следствие, с одной стороны, произойдет обобществление национальных суверенных долгов в масштабах всей еврозоны. С другой — еврозона выйдет из нынешнего аморфного состояния. Она превратится в подлинно финансовый, налоговый и банковский союз (иначе говоря, в нечто совсем близкое к конфедеративному образованию).
Подобного рода спекулятивные размышления по поводу будущего еврозоны не добавляют оптимизма. Вместе с тем не меньшее количество вопросов порождают предложения, касающиеся диверсификации инструментов, с помощью которых государства — члены Евросоюза могли бы выйти на траекторию более быстрого и устойчивого экономического роста. Эти вопросы носят двойственный характер[13]. Во-первых, по поводу бесконечных претензий к Германии со стороны ее партнеров по Союзу. Во-вторых, они возникают в связи с тем, что у Европейского союза имеется серьезный дефицит инструментов квазигосу- дарственной и наднациональной поддержки экономического роста.
Бывший директор Института Европы РАН Н.П. Шмелев пророчески заявил 10 лет назад: «... существующий сегодня скепсис по поводу порой слишком высоких амбиций Европейского союза в чем-то обоснован: неизвестно когда еще, и вообще, сумеет ли Европейский союз переварить его расширение (в ближайшей перспективе Болгария, Румыния, Турция, балканские страны, а также стремящиеся в Союз Украина, Молдавия, возможно, Закавказье)»[14].
В поддержку этой идеи написано много статей ведущими исследователями Европейского союза, суть которых сводится к описанию условий, при которых Евросообщество распадется[15]. Будущее европейской интеграции и всего Евросоюза выглядит очень хрупким. Во-первых, еврооптимисты в достаточной мере не учитывают роль внутренней политики в государствах — членах Союза, во многих из которых в последнее десятилетие был отмечен значительный подъем «антиев- ропейских» политических взглядов и движений. Во-вторых, они не замечают, в какой степени общий высокий уровень политической интеграции в Европе зависит от участия и поддержки экономически мощного гегемона Сообщества— Германии. Евросоюз сталкивался и пережил много кризисов в прошлом, но никогда еще не сталкивался с кризисом, «сделанным в Германии». Безусловно, нынешний кризис Евросоюза является симптомом более широкого кризиса - «недомогание» регионального и международного многостороннего подхода.
Однако ассистировавший М. Шульцу на пресс-конференции, посвященной его программе развития Европейского союза, председатель Социал-демократической партии Германии и вице-канцлер Германии 3. Габриэль назвал существующий «порядок — “большим прогрессом” и “шансом” демократизации всего Союза европейских стран», поскольку теперь определяющим фактором будет не договоренность глав государств и правительств, достигнутая за закрытыми дверями, а «решение депутатов Европейского парламента, а значит — в конечном счете — их избирателей».
Неужели? Главным образом не решающий законодательных дел институт Евросоюза — Парламент — с этого момента сможет принимать правовые акты, выражающие волеизъявление всех европейских народов, так сильно желающих влиять на интеграционную политику всего Европейского Сообщества? Слишком оптимистичная позиция, даже для Евросоюза. Такая же, как например, настоящее дело с поисками путей преодоления украинского кризиса. В общем, во внешнеполитическом разделе своей программы М. Шульц выступал за более тесную координацию действий стран Союза в международных делах, сферах безопасности и оборонной политики. С точки зрения немецких социал- демократов, «Евросоюзу не нужны 28 сухопутных армий, 28 ВМС и 28 ВВС»[16]. Но об отправке объединенных миротворческих сил Евросоюза на Украину, однозначно, речи пока не идет.
В своей программе М. Шульц выражал обеспокоенность проблемой энергетической безопасности Евросоюза, оказавшейся под угрозой в связи с российско-украинским конфликтом. Еврокомиссия уже получила от Европейского парламента задание разработать план снижения зависимости Евросоюза от поставок российских энергоносителей. Председатель Европейского парламента активно поддерживает такое начинание и обещает сделать решение этой проблемы одной из главных тем в Брюсселе. В этой связи он приветствовал также инициативу министров иностранных дел Германии, Польши, Чехии, Словакии и Венгрии усиленно координировать действия Евросоюза по обеспечению энергетической безопасности.
«Великая перезагрузка» (англ. The Great Reset) — предложение Всемирного экономического форума (ВЭФ) по устойчивому восстановлению экономики после пандемии COVID-19, представленное в мае 2020 года принцем Великобритании Чарльзом и директором ВЭФ Клаусом Швабом . Предложение направлено на улучшение капитализма, ориентацию инвестиций на взаимный прогресс, большее внимание экологическим инициативам. Предложение вызвало неоднозначный отклик, петиция в Канаде против «Великой перезагрузки» собрала 80 000 подписей менее чем за 72 часа. Распространена теория заговора, утверждающая, что «Великая перезагрузка» будет использована для установления предполагаемого Нового мирового порядка .
По данным Всемирного экономического форума (ВЭФ), пандемия COVID-19 дает возможность в процессе экономического восстановления сформировать будущие приоритеты в экономике и глобальных отношениях . Британский принц Чарльз, представивший план, заявил, что это произойдет, только если люди захотят этого .
По словам принца Чарльза, восстановление экономики должно направить мир на путь устойчивости, а система должна быть изменена, чтобы помочь этому. Цены за выбросы углерода были упомянуты как способ достижения устойчивости. Он также подчеркнул, что необходимо активизировать инновации, науку и технологии, чтобы добиться значительных прорывов, которые помогут сделать идеи устойчивости более прибыльными . Согласно ВЭФ, мир должен адаптироваться к нынешним реалиям и направить рынок к более справедливым результатам, обеспечить ориентацию инвестиций на взаимный прогресс, включая ускорение экологически безопасных инвестиций, и начать четвертую промышленную революцию, создав цифровую экономическую и общественную инфраструктуру .
Принц Чарльз подчеркнул, что частный сектор будет главной движущей силой этого плана . По словам Клауса Шваба, предстоит не кардинальное изменение экономической системы, а скорее улучшение ее до уровня, который он называет «ответственным капитализмом» . Была опубликована книга, написанная Швабом и экономистом Тьерри Маллерет с подробным описанием этого плана . Обсуждение этого плана будет основной темой саммита ВЭФ 2021 года .
Политические лидеры, такие как премьер-министр Канады Джастин Трюдо и президент США Джо Байден, а также премьер-министр Великобритании Борис Джонсон, поддержали идею. Трюдо в сентябре 2020 года произнес широко распространившуюся по СМИ речь, выдержанную в духе «Великой перезагрузки» .
После распространения речи Трюдо канадский депутат от консерваторов Пьер Пуальевр подал петицию с требованием «остановить Великую перезагрузку»; петиция собрала 80 000 подписей менее 72 часов. Он говорит о попытке Трюдо навязать Канаде «социалистическую идеологию» . Его риторика подверглась критике со стороны множества комментаторов и редакций . Редакция Toronto Star раскритиковала петицию, заявив, что она выдвигает безосновательную теорию заговора. Энгус Бриджман, доктор философии из университета Макгилла, заявил, что время подачи петиции Пуилевра вряд ли было случайным[ . Ахмед Аль-Рави, профессор Университета Саймона Фрейзера, заявил, что эта реакция была неправильным толкованием атак Пуаливра на правительство . Примерно в то же время лидер консерваторов Эрин О’Тул раскритиковал идею перезагрузки, заявив, что Трюдо использовал пандемию для проведения масштабного и рискованного эксперимента .
Наоми Кляйн, писавшая для The Intercept, также раскритиковала идею, заявив, что это был просто «коронавирусный ребрендинг» того, что уже делал ВЭФ, и что это попытка богатых выглядеть хорошо. Кляйн писала, что с 2003 года Шваб предлагал на каждой встрече в Давосе определенную тему. «Великая перезагрузка — это всего лишь последнее издание этой традиции, едва отличимой от более ранних Давосских Больших идей».
Идея «Великой перезагрузки» породила теорию заговора, которая утверждает, что «глобальные финансовые элиты» и мировые лидеры спланировали пандемию, намеренно выпустив коронавирус, чтобы создать условия, которые позволят реструктурировать правительства мира. Утверждается, что главные цели «Великой перезагрузки» — глобальный политический и экономический контроль путем установления марксистского тоталитарного режима и, как следствие, Нового мирового порядка . Такой режим отменит права собственности, направит военных в города, введет обязательную вакцинацию и создаст изоляторы для людей, которые сопротивляются[16][20]. Примеры, заявленные сторонниками как свидетельство заговора, включают статью ВЭФ 2016 года, описывающую, какой может быть жизнь в 2030 году, лозунг кампании Джо Байдена «Строить лучше» и выступление премьер-министра Канады Джастина Трюдо в сентябре 2020 года. Согласно The Daily Dot, это просто дискурс, показывающий, как создать более справедливый и устойчивый мир. По некоторым вариантам теории, президент США Дональд Трамп был единственным мировым лидером, который выступил против этой схемы в видео от августа 2020 года, которое было просмотрено более трех миллионов раз.
После распространения ставшей вирусной речи Трюдо в сентябре 2020 года, в которой он говорит о целях Повестки дня на период до 2030 года, теория заговора распространилась через ультраправых интернет-деятелей и группы, некоторые из которых также поддерживали теорию заговора QAnon, и консервативных политических комментаторов, включая канадцев Максима Бернье и Эзру Леванта . «Элиты хотят, чтобы изоляция Covid-19 ознаменовала собой „великую перезагрузку“, и это должно вас напугать», — сказал Такер Карлсон в передаче Fox News 17 ноября. В том же месяце Кэндис Оуэнс увидела в Великой перезагрузке попытку «осуществить коммунистическую политику», в то время как эксперт Fox Лаура Ингрэм заявила, что это была уловка с целью «принудить к радикальным социальным и экономическим изменениям на континентах». Гленн Бек утверждает, что это попытка ввести ограничения, вдохновленные нацистами[22]. В октябре распространилась цепная рассылка электронной почты, в которой утверждалось, что она была отправлена членом несуществующего комитета в Либеральной партии Канады, и ее перехватили группы, связанные с QAnon.
BBC News заявила, что теории заговора не хватает достаточных и надежных доказательств . Среди недостатков теории заговора — отсутствие у ВЭФ полномочий указывать странам, что им делать. Би-би-си заявляет, что без доказательств остаются утверждения сторонников о том, что политики планировали пандемию COVID-19, что они сформировали тайную клику или что они используют пандемию COVID-19 для разрушения глобальной рыночной экономики.
Выводы из данной статьи про последствия глобализации указывают на необходимость использования современных методов для оптимизации любых систем. Надеюсь, что теперь ты понял что такое последствия глобализации, кризис потребления, кризис глобализации, потребительский прогресс, великая перезагрузка, клаус шваб и для чего все это нужно, а если не понял, или есть замечания, то не стесняйся, пиши или спрашивай в комментариях, с удовольствием отвечу. Для того чтобы глубже понять настоятельно рекомендую изучить всю информацию из категории Мировая экономика
Ответы на вопросы для самопроверки пишите в комментариях, мы проверим, или же задавайте свой вопрос по данной теме.
Комментарии
Оставить комментарий
Мировая экономика
Термины: Мировая экономика